Народа своего бѣдами и томленьемъ,
На части полночь всю разторгшiе Князья,
60 Смиряли наглыхъ Ордъ, во браняхъ кровь лiя.
Но какъ Россiйскiе Ираклы ни сражались,
Главы у гидры злой всечасно вновь раждались,
И жалы отростивъ въ глухихъ мѣстахъ свои,
Вползали паки въ грудь Россiи тѣ змiи.
65 Драконова глава лежала сокрушенна,
Но древня злоба въ немъ была не потушенна;
Подъ пепломъ крылся огнь и часто возгаралъ,
Во смутны Россовъ дни онъ силы собиралъ;
Неукротимыхъ Ордъ воскресла власть попранна,
70 Во время юности втораго Iоанна.
Сей дѣда храбраго вѣнчанный славой внукъ
Едва не выпустилъ Казань изъ слабыхъ рукъ;
Смутился духъ его нещастливымъ походомъ,
Гдѣ онъ начальствовалъ въ войнѣ прошедшимъ годомъ;
75 Гдѣ самъ Борей воздвигъ противу Россовъ брань,
Крилами мерзлыми отъ нихъ закрывъ Казань;
Онъ мрачной тучею и бурями увился,
Подобенъ грозному страшилищу явился,
Въ глухой степи ревѣлъ, въ лѣсу дремучемъ вылъ,
80 Крутился между горъ, онъ рвалъ, шумѣлъ, валилъ,
И Волжскiя струи на тучны двинувъ бреги,
Подулъ изъ хладныхъ устъ морозы, вихрь и снѣги;
Ихъ пламенная кровь не стала Россовъ грѣть,
Дабы въ наставшiй годъ жарчае воскипѣть.
85 Въ то время юный Царь въ столицу уклонился,
Гдѣ вмѣсто гласа трубъ забавами плѣнился.
О ты, на небесахъ живущiй въ тишинѣ!
Прости великiй Царь мою отважность мнѣ,
Что утро дней твоихъ во тмѣ дерзну представить,
90 Пресвѣтлый полдень твой громчае буду славить;
Великъ, что бурю ты вкругъ царства укротилъ,
Но больше, что страстямъ душевнымъ воспретилъ.
Увидѣвъ, что Москва оставивъ мечь уснула,
Трепещуща луна изъ облакъ проглянула;
95 Храняща ненависть недремлющи глаза,
Отъ Волги поднялась какъ страшная гроза;
Орда, нарушивъ миръ, оковы разрывала,
И злобой движима, мутилась, бунтовала,
И стала воздымать главу и рамена,
100 Россiю утѣснить, какъ въ прежни времяна.
Сей страшный исполинъ въ Россiйски грады входитъ,
Убiйства, грабежи, насильства производитъ;
Рукою мечь несетъ, другой звучащу цѣпь,
Валятся стѣны вкругъ, томится лѣсъ и степь.
105 Уже велѣнiемъ коварныя Сумбеки,
Въ Казанѣ полились Россiйской крови рѣки;
И пламенникъ нося неукротимо зло,
Посады въ ярости московскiе пожгло;
Въ жилища Христiянъ съ кинжаломъ казнь вступила,
110 И кровь страдальческа на небо возопила;
Тамъ плачь, унынiе, сиротствующихъ стонъ;
Но ихъ отечество сей вопль вмѣняло въ сонъ.
Алчба, прикована корыстей къ колесницѣ,
Въ Россiйской сѣяла страданiе столицѣ.
115 О благѣ собственномъ вельможи гдѣ рачатъ,
Тамъ чувства жалости надолго замолчатъ.
Москва, разимая погибелiю внѣшной,
Отъ скорбей внутреннихъ явилась безутѣшной.
Сокрылась истинна на время отъ Царя;
120 Лукавство, честь поправъ, на собственность воззря,
Въ лицѣ усердiя въ чертогахъ появилось,
Вошло, и день отъ дня сильнѣе становилось.
Тамъ лесть представилась въ притворной красотѣ,
Котора во своей природной наготѣ
125 Мрачна какъ нощь, робка, покорна, тороплива,
Предъ сильными низка, предъ низкимъ горделива,
Лежащая у ногъ владѣтелей земныхъ,
Дабы служити имъ ко преткновенью ихъ.
Сiя природну желчь преобративъ во сладость,
130 Въ забавы вовлекла неосторожну младость;
Вельможи, выгодѣ ревнующи своей,
Соединилися къ стыду державы съ ней;
И лесть надежныя подпоры получила,
Отъ Царскаго лица невинность отлучила.
135 Гонима истинна стрѣлами клеветы,
Что дѣлала тогда? Въ пещеры скрылась ты!
Во смутны времяна еще вельможи были,
Которы искренно отечество любили;
Соблазны щастiя они пренебрегли,
140 При явной гибели не плакать не могли;
Священнымъ двигнуты и долгомъ и закономъ,
Стенать и сѣтовать дерзали передъ трономъ;
Пороковъ торжество, попранну правду зря,
Отъ лести ограждать осмѣлились Царя.
145 Вельможи въ сѣдинахъ Монарха окружаютъ,
Ихъ слезы общую напасть изображаютъ;
Потупленны главы, ихъ взоры, ихъ сердца,
Казалося, туманъ простерли вкругъ вѣнца;
На смутныхъ ихъ челахъ сiяетъ добродѣтель,
150 Въ которыхъ свой позоръ прочесть бы могъ владѣтель.
Духъ бодрости въ тебѣ, вѣщаютъ, воздремалъ!
Но Царь, то зная самъ, ихъ плачу не внималъ.
Унылъ престольный градъ, Москва главу склонила,
Печаль ея лице, какъ нощь прiосѣнила;
155 Вселилась въ сердце грусть и жалоба въ уста,
Тоскуютъ вкругъ нея прекрасныя мѣста;
Унынье, разтрепавъ власы, по граду ходитъ;
Потупивъ очи внизъ, въ отчаянье приводитъ,
Бiетъ себя во грудь, рѣками слезы льетъ;
160 На стогнахъ торжества, въ домахъ отрады нѣтъ;
Въ дубравахъ стонъ и плачь, печаль въ долинахъ злачныхъ;
Во градѣ скопища, не слышно пѣсней брачныхъ;
Все въ ризу облеклось тоски и сиротства,
Единый слышенъ вопль во храмахъ Божества.
165 Грызомая внутри болѣзнью всеминутной,
Казалася Москва водѣ подобна мутной,
Которая, лишась движенья и прохладъ,
Тускнѣетъ, портится и зараждаетъ ядъ.
Народъ отчаянный, гонимый, утомленный,
170 Какъ будто въ Этнѣ огнь внезапно возпаленный,
Лѣсистые холмы, густыя древеса,
Съ поверхности горы бросаетъ въ небеса,
Народъ возволновалъ! Тогда при буйствѣ яромъ,
Отъ искры наглый бунтъ великимъ сталъ пожаромъ;
175 По стогнамъ разлился, на торжищахъ горитъ,
И заревы Москва плачевныхъ слѣдствiй зритъ.
Противу злыхъ вельможъ мятежники возстали,
Которы строгости Царевы подгнѣтали,
Которы душу въ немъ старались возмущать,
180 Дабы при бурѣ сей Россiю расхищать.
Два Князя Глинскiе смятенью жертвой были,
Единаго изъ нихъ мятежники убили;
Другой пронырствами отъ нихъ спастись умѣлъ,
И новой бурею отъ трона возшумѣлъ.
185 Простерся мщенья мракъ надъ свѣтлымъ Царскимъ домомъ,
Непримирима власть вооружилась громомъ;
Разила тѣхъ мужей, разила тѣ мѣста,
Гдѣ правда отверзать осмѣлилась уста;
Поборники забавъ награды получали,
190 А вѣрные сыны возплакавъ замолчали.
Россiя, прежнюю утративъ красоту,
И видя вкругъ себя раздоръ и пустоту,
Вездѣ унынiе, болѣзнь въ груди столицы,
Набѣгомъ дерзкихъ Ордъ отторженны границы,
195 Подъ сѣнью роскошей колеблющiйся тронъ,
Въ чужомъ владѣнiи, Двину, Днепръ, Волгу, Донъ,
И приближенiе встрѣчая вѣчной ночи,
Возноситъ къ небесамъ заплаканныя очи;
Возноситъ рамена къ небесному Отцу;
200 Колѣна преклонивъ, прибѣгла ко Творцу;
Открыла грудь свою, грудь томну, изъязвленну,
Рукою показавъ Москву окровавленну,
Другою вкругъ нея слiянно море зла;
Взрыдала, и рещи ни слова не могла.
205 На радужныхъ заряхъ превыше звѣздъ сѣдящiй,
Во буряхъ слышимый, въ перунахъ Богъ гремящiй,
Предъ коимъ солнечный подобенъ тѣни свѣтъ,
Въ комъ движутся мiры, кѣмъ все въ мiрахъ живетъ;
Который съ небеси на всѣхъ равно взираетъ,
210 Прощаетъ, милуетъ, покоитъ и караетъ;
Царь пламени и водъ, позналъ Россiи гласъ;