Кентавры IV
Местность цвета сапог, цвета сырой портянки.Совершенно не важно, который век или который год.На закате ревут, возвращаясь с полей, муу-танки:крупный единорогий скот.Все переходят друг в друга с помощью слова «вдруг»– реже во время войны, чем во время мира.Меч, стосковавшись по телу при перековке в плуг,выскальзывает из рук, как мыло.Без поводка от владельцев не отличить собак,в книге вторая буква выглядит слепком с первой;возле кинотеатра толпятся подростки, какбелоголовки с замерзшей спермой.Лишь многорукость деревьев для ветерана мздаза одноногость, за черный квадрат окопас ржавой водой, в который могла б звездаупасть, спасаясь от телескопа.
Новая жизнь
Представь, что война окончена, что воцарился мир.Что ты еще отражаешься в зеркале. Что сорокаили дрозд, а не юнкере, щебечет на ветке «чирр».Что за окном не развалины города, а бароккогорода; пинии, пальмы, магнолии, цепкий плющ,лавр. Что чугунная вязь, в чьих кружевах скучалалуна, в результате вынесла натиск мимозы, плюсвзрывы агавы. Что жизнь нужно начать сначала.
Люди выходят из комнат, где стулья как буква "б"или как мягкий знак, спасают от головокруженья.Они не нужны, никому, только самим себе,плитняку мостовой и правилам умноженья.Это – влияние статуй. Вернее, их полых ниш.То есть, если не святость, то хоть ее синоним.Представь, что все это – правда. Представь, что ты говоришьо себе, говоря о них, о лишнем, о постороннем.
Жизнь начинается заново именно так – с картинизверженья вулкана, шлюпки, попавшей в бурю.С порожденного ими чувства, что ты одинсмотришь на катастрофу. С чувства, что ты в любуюминуту готов отвернуться, увидеть диван, цветыв желтой китайской вазе рядом с остывшим кофе.Их кричащие краски, их увядшие ртытоже предупреждают, впрочем, о катастрофе.
Каждая вещь уязвима. Самая мысль, увы,о ней легко забывается. Вещи вообще холопымысли. Отсюда их формы, взятые из головы,их привязанность к месту, качества Пенелопы,то есть потребность в будущем. Утром кричит петух.В новой жизни, в гостинице, ты, выходя из ванной,кутаясь в простыню, выглядишь как пастухчетвероногой мебели, железной и деревянной.
Представь, что эпос кончается идиллией. Что слова -обратное языку пламени: монологу,пожиравшему лучших, чем ты, с жадностью, как дрова;что в тебе оно видело мало проку,мало тепла. Поэтому ты уцелел.Поэтому ты не страдаешь слишком от равнодушьяместных помон, вертумнов, венер, церер.Поэтому на устах у тебя эта песнь пастушья.
Сколько можно оправдываться. Как ни скрывай тузы,на стол ложатся вальты неизвестной масти.Представь, что чем искренней голос, тем меньше в нем слезы,любви к чему бы то ни было, страха, страсти.Представь, что порой по радио ты ловишь старый гимн.Представь, что за каждой буквой здесь тоже плетется свитабукв, слагаясь невольно то в «бетси», то в «ибрагим»,перо выводя за пределы смысла и алфавита.
Сумерки в новой жизни. Цикады с их звонким "ц";классическая перспектива, где не хватает танкалибо – сырого тумана в ее конце;голый паркет, никогда не осязавший танго.В новой жизни мгновенью не говорят «постой»:остановившись, оно быстро идет насмарку.Да и глянца в чертах твоих хватит уже, чтоб с тойих стороны черкнуть «привет» и приклеить марку.
Белые стены комнаты делаются белейот брошенного на них якобы для острасткивзгляда, скорей привыкшего не к ширине полей,но в отсутствию в спектре их отрешенной краски.Многое можно простить вещи – тем паче там,где эта вещь кончается. В конечном счете, чувстволюбопытства к этим пустым местам,к их беспредметным ландшафтам и есть искусство.
Облако в новой жизни лучше, чем солнце. Дождь,будучи непрерывен – вроде самопознанья.В свою очередь, поезд, которого ты не ждешьна перроне в плаще, приходит без опозданья.Там, где есть горизонт, парус ему судья.Глаз предпочтет обмылок, чем тряпочку или пену.И если кто-нибудь спросит: «кто ты?» ответь: "кто я,я – никто", как Улисс некогда Полифему.
Открытка из Лиссабона
Монументы событиям, никогда не имевшим места:
Несостоявшимся кровопролитным войнам.Фразам, проглоченным в миг ареста.Помеси голого тела с хвойнымдеревом, давшей Сан-Себастьяна.Авиаторам, воспарявшим к тучампосредством крылатого фортепьяно.Создателю двигателя с горючимиз отходов воспоминаний. Женаммореплавателей – над блюдомс одинокой яичницей. ОбнаженнымКонституциям. ПолногрудымНезависимостям. Кометам,пролетевшим мимо земли (в погонеза бесконечностью, чьим приметамсоответствуют эти ландшафты, но неполностью). Временному соитьюв бороде арестанта идеи властии растительности. ОткрытьюИнфарктики – неизвестной частитого света. Ветреному кубистукровель, внемлющему сопранотелеграфных линий. Самоубийствуот безответной любви Тирана.Землетрясенью – подчеркивает современник, -народом встреченному с восторгом.Руке, никогда не сжимавшей денег,тем более – детородный орган.Сумме зеленых листьев, вправезаранее презирать их разность.Счастью. Снам, навязавшим явиза счет населенья свою бессвязность.