* * *
Лучше всегоспалось на Савеловском.
В этомполузабытом сержантамитупике Вселеннойсо спартански жесткогоэмпээсовского ложая видел только одну планету:оранжевую планету циферблата.
Голубые вологодские Саваофы,вздыхая,шарили по моим карманам.Потом, уходя,презрительно матерились:«В таком пальте...»Но четыре червонца,четыре червонцас надписями и завитками,– я знаю сам,где они были,четыре червонца -билет до Бологого.
Это были славные ночина Савеловском вокзале,ночи,достойные голоса Гомера.Ночи,когда после длительных скитанийразнообразные мыслиназначали встречуу длинной колонны Прямой Кишкина широкой площади Желудка.
...Но этой ночьюдругой займет мое место.Сегодня ночьюя не буду спать на Савеловскомвокзале.Сегодня ночьюя не буду угадыватьсобственную судьбупо угловатой планете.Сегодня ночьюЯ Возьму БилетДо Бологого.Этойночьюя не буду придумыватьбелые стихи о вокзале,-белые, словно бумага для песен...До свиданья, Борис Абрамыч [10].До свиданья. За слова спасибо.
Книга
«Пришлите мне книгу со счастливым концом...»
Путешественник, наконец, обретает ночлег.Честняга-блондин расправляется с подлецом.Крестьянин смотрит на деревьяи запирает хлевна последней страницекнигисо счастливым концом.Упоминавшиеся созвездия капают в тишину,в закрытые окна, на смежающиеся ресницы.
...В первой главе деревьямолча приникли к окну,и в уснувших больницах больные кричат, как птицы.Иногда романы заканчиваются днем.Ученый открывает окно, закономерность открыв,тот путешественникскрывается за холмом,остальные герои встречаются в обеденный перерыв.Экономика стабилизируется,социолог отбрасывает сомнения.У элегантных баровблестят скромные машины.Войны окончены. Подрастает поколение.Каждая женщина может рассчитывать на мужчину.Блондины излагают разницумежду добром и злом.Все деревья – в полдень – укрывают крестьянина тенью.Все самолеты благополучновозвращаются на аэродром.Все капитаныотчетливо видят землю.Глупцы умнеют. Лгуны перестают врать.У подлеца, естественно, ничего не вышло....Если в первой главе кто-то продолжает орать,то в тридцатой это, разумеется же, не слышно.Сексуальная одержимость и социальный оптимизм,хорошие эпиграфы из вилланделей, сонетов, канцон,полудетективный сюжет, именуемый – жизнь....Пришлите мне эту книгу со счастливым концом!
Элегия
Издержки духа – выкрики умаи логика, – вы равно хороши,когда опять белесая зимабредет в полях безмолвнее души.
О чем тогда я думаю один,зачем гляжу ей пристально вослед.На этот раз декабрь предвосхитилее февральских оттепелей свет.
Какие предстоят нам холода.Но, обогреты давностями, мыне помним, как нисходят городана тягостные выдохи зимы.
Безумные и злобные поля!Безумна и безмерна тишина их.То не покой, то темная земляоб облике ином напоминает.
Какой-то ужас в этой белизне.И вижу я, что жизнь идет как вызовбесславию, упавшему извнена эту неосознанную близость.
* * *
Теперь все чаще чувствую усталость,все реже говорю о ней теперь,о, помыслов души моей кустарность,веселая и теплая артель.
Каких ты птиц себе изобретаешь,кому их даришь или продаешь,и в современных гнездах обитаешь,и современным голосом поешь?
Вернись, душа, и перышко мне вынь!Пускай о славе радио споет нам.Скажи, душа, как выглядела жизнь,как выглядела с птичьего полета?
Покуда снег, как из небытия,кружит по незатейливым карнизам,рисуй о смерти, улица моя,а ты, о птица, вскрикивай о жизни.
Вот я иду, а где-то ты летишь,уже не слыша сетований наших,вот я живу, а где-то ты кричишьи крыльями взволнованными машешь.
Вальсок
Проснулся я, и нет руки,а было пальцев пять.В моих глазах пошли круги,и я заснул опять.
Проснулся я, и нет второй.Опасно долго спать.Но Бог шепнул: глаза закрой,и я заснул опять.
Проснулся я, и нету ног,бежит на грудь слеза.Проснулся я: несут венок,и я закрыл глаза.