Бог... –
Сев на деревянную раскрашенную свинку,
Мерно, по спирали убыстрять
свой
бег,
В головокружении откинувшись на спинку,
Чувствуя, как ветер холодит
щур
век;
Вспархивать на цыпочках "гигантскими шагами",
Точно поднимаемый крылом
вьюг
лист;
Взвихриваться ломкими, зыбкими кругами
В воздух, рассекающий лицо,
как хлыст;
Празднуя советский карнавал,
вверх
круто
Взбрасываться в небо, утеряв
весь
вес;
С плавно раздуваемою сферой парашюта
Рушиться в зияющий провал,
как
бес!..
Чтобы кровь тягучая –
огнем
горела,
Чтобы все пронизывал, хлестал,
бил
жар;
Чтобы, наслаждением подхлестывая тело,
Ужас заволакивал мозги,
как пар!..
Тешатся масштабами. Веруют в размеры.
Радуются милостям,
долдонят в барабан...
Это – нянчит отпрысков великая химера,
Это – их баюкает стальной Левиафан.
Прядают, соседствуют, несутся, возвращаются,
Мечутся, засасываясь в омут бытия,
Кружатся, вращаются, вращаются, вращаются
Утлые молекулы чудовищного Я.
А в нелюдимой Арктике,
в летней ее бессоннице,
Мгновенно уподобляясь космическому палачу,
Разрыва экспериментального
фонтан
поглощает солнце,
Как буйствование пожара –
беспомощную свечу.
Но лишь по секретным станциям, в почтительном отдалении,
Поерзывают уловители разломов коры
и гроз,
Да ревом нечеловеческим
ослепнувшие тюлени
Приветствуют планетарный научный апофеоз.
Город же, столица же – как встарь
длит
жизнь.
Вечер! развлекай нас! весели!
взвей!
брызнь!
В ёкающем сердце затаив
жуть
томную, приятно-газированный испуг,
зноб,
чад,
Сотни голосящих седоков
в муть
темную, вот, по узкой проволоке, путь
свой
мчат.
Оттуда – на мгновение, внизу,
вся
в пламенных сияньях несосчитанных – Москва,
наш
рок,
В дни горя, в ураганах и в грозу –
страж
каменный, в годину же хмельного торжества –
наш
бог.
Она – в бегущих трепетах огней,
фар
иглистых, в прожекторах шныряющих, в гудках
сирен,
И полумаской дымною над ней
пар
зыблется от фабрик, стадионов,
эспланад,
арен.
И кажется – в блаженстве идиллии вечерней,
Что с этим гордым знаменем – все беды хороши,
И вычеркнута начисто из памяти неверной
Тоскующая правда
ночной
души.
Часть четвертая. ПРОРЫВ
В знак
Гончих
Вполз
месяц.
День
кончен
Бьет
десять.
Бьет
в непроглядных
пространствах
Сибири.
Бьет над страной.
Надо мной.
Над тобой.
И голосами, как черные гири,
В тюрьмах надзор возвещает:
– От-бой! –
В Караганде, Воркуте, Красноярске,
Над Колымою, Норильском, Ингой.
Брякают ржавые рельсы, по-царски
В вечность напутствуя день прожитой.
Сон
разве?..
Тишь...
Морок...
Длит
праздник
Лишь
город.
Вспыхнут ожерелья фонарей
вдоль
трасс
Музыкой соцветий небывалых.
Манят вестибюли: у дверей –
блеск
касс,
Радуга неоновых порталов.
Пряными духами шелестит
шелк
дам,
Плечи – в раздувающихся пенах...
Брызжет по эстрадам перезвон
всех
гамм
И сальто-мортале – на аренах.
Встанет попурри, как балерина, на носок,
Тельце – как у бабочки: весь груз –
грамм, –
Будто похохатывает маленький бесок:
Дранта-рата-рита, тороплюсь
к вам!
А ксилофон, бренча,
Виолончель, урча,
И гогоча, как черт,
кларнет
Воображенье мчат
В неразличимый чад,
Где не понять
ни тьму,
ни свет.
Там попурри –
дзинь-дзень,
И на волну
всех струн
Взлетает песнь,
как челн.
как флаг,
Что никогда
наш день
Еще не был
столь юн,
Столь осиян,
столь полн,
столь благ.
Звенит бокал
дзынь-дзень,
Узоры слов
рвет джаз,
Колоратур
визг остр
и шустр, –
Забыть на миг
злой день,
Пить омрак чувств
хоть час
В огнях эстрад,
и рамп,
и люстр!
Но и с эстрад
сквозь дзонн
От радиол, сцен,
рамп,
В ушах бубнит
все тот же
миф,
Все тот же скач,
темп, звон,
И тридцать лет
мнет штамп
Сердца и мозг,
цель душ
скривив.
Ни шепотком,
ни вслух,
Ни во хмелю,
ни в ночь
Средь тишины, с самим
собой,
Расторгнуть плен
невмочь,
Рвануть из пут
свой дух,
Проклясть позор,
жизнь,
тьму,
ложь,
строй.
И только память
о тщетных жертвах
Еще не стерта, еще свежа,
Она шевелится в каждом сердце,
Как уголь будущего мятежа.
Но музыка баров
от боли мятежной
Предохраняет...
эстрада бренчит...
Мерно...
льют вальсы...
ритм плавный...
и нежный...
Плавно...
все пары...
ток пламенный...
мчит:
Жаркий!
пульс танца!
тмит разум!
бьет в жилах,
Арки
зал шумных
слив в радужный
круг;
Слаще,
все слаще
смех зыбкий
уст милых,
Радость
глаз юных
и сомкнутых
рук...
Бьет
полночь:
Звон
с башни.
Круг
полон...
Друг!
Страшно!
Этих кровавых светил пятизвездье
Видишь?
Эти глухие предзвучья возмездья
Чуешь?
Нет.
Тихо.
Совсем тихо.
Лишь "зисы" черным эллипсоидом
Под фонарем летят во тьму...
Кварталы пусты. Дождь косой там