Тем голод адского созданья
Все возрастал, ярился, пух, –
И, сам не зная, принял царь его
В свое бушующее сердце,
Скрестив в деяньях самодержца
Наитья двух – и волю двух.
60
И в эту ночь пустынно-синюю
По снеговому бездорожью
Я приближался с тайной дрожью
К подножью медного царя.
Но странно: где ж он?.. Четкой линией
Спрямлен на месте монумента
Трамвайный путь – стальная лента
В стесненном круге фонаря.
61
Куда ж он взят?.. К каким ристаниям
Скакун готовится чугунный?
Где, об какой утес бурунный
Теперь дробится цок копыт?..
Все тихо. В снежном одеянии
Настороженное безлюдье.
Столица, с обнаженной грудью,
Полураздавленная, спит.
62
Тумм... Тишина. Тум-тумм... – В предместий
Как будто стук тамтама смутный,
Из капищ ночи стон минутный,
Темп убыстрен – тум-тум! тум-тум! –
И, будто грозное известие
В созвучии тупом читая,
Трескучих, острых звуков стая
На миг взвивается. Самум
63
Взревел и смолк. Но тихой рамою
Теперь вся ночь – для звуков новых,
Весь утлый мир в его основах
Колеблющих до самых недр:
То хроматическою гаммою
Незримые взвывают груди:
Не гул моторов, не орудья,
Не плеск толпы, не гром, не ветр.
64
Нечеловеческою жалобой,
Тревогой, алчною тоскою
Над паутиной городскою
Ревут, стенают, плачут с крыш:
От этих воплей задрожали бы,
Как лани, чудища Триаса,
Недотерзав живого мяса
И кроясь с ужасом в камыш.
65
Что за творенья – над столицею,
Но в мире смежном, странном, голом
Доселе скрытые, свой голос
В ночных сиренах обрели?
Зачем телами, взором, лицами
Их не облек владыка ада?
Что им грозит? и что им надо
В раздорах горестной земли?
66
В мозгу неслась, мелькая клочьями,
Тень незапамятных поверий,
Другая быль других империй
И по старинным городам
Угаданные смутно зодчими
Созданья странной, скорбной веры:
Взирающие вниз химеры
На серых глыбах Нотр-Дам.
67
Из ниш Бастилии и Тауэра,
Из Моабита, в тьму взлетая,
Не их ли сестры хищной стаей
Вились у плах, как воронье?
То ль звук, то ль слово: ...уицраора!
Я слышу явственно в их реве.
Биенье ли нездешней крови
В стальных сосудах?.. имя?.. чье?
68
Кто их защитник?.. – Правосудия
Не ждать от ночи вероломной:
Сегодня – сроки битве темной,
Власть – экразиту, мощь – свинцу.
И слышно: ухают орудия
За выщербленным горизонтом,
Где Ленинград рассечен фронтом,
Как шрамом свежим по лицу.
69
И будто от стальной хроматики
Очнулись демоны чистилищ.
Владыка медлит – он в пути лишь –
Но слуги верные уже
С размеренностью математики
И с фантастичностью миража
Прядут светящуюся пряжу
Там, на небесном рубеже.
70
Перебегающая аура
Над городом, мерцая, встала.
Уж зданья – только пьедесталы
Для строя призрачных колонн.
Все зыблется... Обрывки траура
Мнут световые пальцы, когти,
Протягиваясь в Гавань, к Охте,
И обнажая небосклон.
71
Там, в облачных, косматых, взринутых,
Из мрака выхваченных волнах,
Где сквозь воронки смотрит полночь,
Как сатана через плечо –
Оттуда, с быстротою кинутых
Камней, как тень, ныряет, мчится,
Летит рокочущая птица –
Еще! еще! еще! еще!
72
На этот город, не сдающийся
Пред неизбежною минутой,
Кого спасти от смерти лютой
Не снидет правый серафим;
На люд, в убежищах мятущийся;
На улицы, где каждый камень
Истерт священными веками
И русским гением творим;
73
На все, что в сонных залах заперто
Под хрупкой кровлею дворцовой;
На гордый храм златовенцовый,
Граниты, бронзу, мрамор, туф...
И на несчастных, спящих замертво
В сырых постелях, мерзлых норах,
Старья и рвани пестрый ворох
До глаз в ознобе натянув.
74
О, знаю: зрению телесному
Ты не предстанешь в плотной яви:
Она тесна; Твоей ли славе
Замкнуться в сеть координат?
Но Ты могуч! дорогу крестную
Ты облегчить нам можешь! можешь!
Страна горит; пора, о, боже,
Забыть, кто прав, кто виноват.
75
Нет, не Творца Триипостасного
Я именую этим словом
Теперь, вот здесь, когда громовым
Раскатом град наш потрясен:
Тебя! нас слышащего! страстного,
Живого Ангела Народа,
Творца страны – с минут восхода
И до конца ее времен!..
76
Но не другой ли – тот, чьей помощи
Молили в ужасе химеры,
Кто медлит в мраке дальней сферы,
Тысячеглаз, тысячерук,
Шлет слуг, все видящих, все помнящих,
Все слышащих в трехмерном мире,
Рождающих в пустом эфире
Подобный звону лиры звук?
77
Звучаньем струнным истребителей
Насквозь пронизано пространство.
И, множа звездное убранство
Тысячекрат, тысячекрат,
То ль – негодующих гонителей
В зените вспыхивают очи,
То ль искрятся в высотах ночи
Сердца борцов за Ленинград.
78
Но нет: ни бранный труд их, сверенный
С приказами, с расчетом, с планом,
Ни бьющий снизу вверх фонтаном
Поток трассирующих звезд
Не отвратят полет размеренный,
Не сберегут столицу славы
От превращенья в прах безглавый,
В золу, в пожарище, в погост,
79
Уже и здесь, где тьмы покров еще
Не совлечен горящим громом,
Кварталы сжались робким комом,
В ознобе числя бег минут:
Так ждут безвредные чудовища,
Пока промчатся с воем волки;
Здесь лишь свистящие осколки
Небесной битвы камень бьют.
80
Вперед! вдоль темных стен! И далее –
В туннель ворот... Оттуда вижу:
В горящем небе, ниже, ниже
Поблескивающий дюраль, –
Слились в бурлящей вакханалии
Треск пулеметов, голк зениток,
И, разворачивая свиток
Живых письмен, зардела даль.
81
Так что же: войско уицраора
Бессильно перед мощью вражьей?
Россия гибнет – кто же страж ей?
Где Демиург, где кормчий – где?!
Ответа нет. Глухим брандмауэром
Лишь замок, горестный, покорный,
Как черный контур глыбы горной,
Как остров в пламенной воде.
82
Внезапно, с яркостью слепительной,
Я различил портал... карнизы,
Фронтон... всю каменную ризу,
Тьмой скрытую лишь миг назад,
И низкий свод ворот – хранитель мой –
Вдруг залило потоком света,
Как если б жгучая комета
Бичом ударила в глаза.
83
Видением апокалиптики
Изжелта-ржавое светило,
Слегка покачиваясь, плыло
На фиолетовый зенит,
А в плоскости его эклиптики
Незримый враг спешил подвесить
Другие – восемь, девять, десять
Пульсирующих цефеид.
84
Как будто глубь загробных стран живым
На миг свое отверзла небо:
Железно-ржавое от гнева,
Все в ядовитой желтизне...
На мостовой снег стал оранжевым.
Все маски сорваны. Напрасно
Метаться и молиться: ясны
Все пятна на любой стене.
85
Как пазорь, полыхнула аура,
И, оглушенный лязгом брани,
Я слышал на прозрачной грани
Метафизических пустынь,
Как выли своры "уицраора",
Химеры лаяли по-волчьи,
И кто-то лютый, неумолчный,
Расстреливал звезду-полынь.
86
Проклятым светом одурманенный,
Чуть различал, весь съежась, разум,
Что небо виснет желтым газом,
Светящеюся бахромой,
Что из звезды, смертельно раненной,