Как розово-красный павлин, над рассветом
Простерлись за узким окном облака,
И видно, как зажигается светом
Шпиль старого мюнстера, крест и река.
Над гребнями кровель легко, без усилий,
Высоко, у самой небесной межи,
Мелькают, сверкая на солнце, стрижи.
И розовым золотом плещет заря
На черную ткань на груди звонаря.
ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ. Рыцари
Угрюмо чело государево
Под балдахином трона.
Иная – сквозь сонное марево –
Как солнце, зовет корона.
Бежать ли от скорби? Скрыться ли?
О, если бы ратью Грааля
Вот эти храбрые рыцари
Для блага народов стали.
* * *
Пирует король Джероним в Безансоне,
Как улей огромный, гудят этажи.
Снуют кастеляны. Внизу, на газоне,
Над играми гончих хохочут пажи;
В дыму очагов необъятные груды
Кровавых оленей, фазанов, коров
Преображаются в сочные блюда
Шеренгами крепостных поваров;
Спешат виночерпии в древних подвалах –
И вин многолетних, янтарных и алых,
Целящих забвеньем унынье души,
Упругие струи звенят о ковши.
Свободно и шумно пируют вассалы:
Все жирно, все сдобно, привычен почет
За храбрость и силу... Горячее сало
К широким ладоням по пальцам течет.
Вздымаются горы плодов и орехов,
Дымятся среди лебедей кабаны
И гулкие своды раскатами смеха
И звоном и хохотом потрясены.
В тени балдахина горит на престоле,
Как кровь, королевства бургундского герб:
Олень золотой на пурпуровом поле
И волк – поднимают серебряный серп.
На ручку расшитого трона, налево,
Склонилась задумчивая королева:
Светла синева ее детского взора,
Тонка ее соболиная бровь...
Пирующих увеселяют жонглеры
Рассказами про войну и любовь.
И взором обводит – серьезен и тих –
Король – неподкупных вассалов своих.
– За радости жизни! – Кубок тяжелый
Вздымает кузен короля Оливер,
Любитель искусств, насмешник веселый,
Хулитель всех суеверий и вер.
Крылом лебединым с подливкою бурой
Забыв и плоды, и вино, увлечен
Раймонд Беспощадный, синьор Альгвадурры,
Крестивший неверных огнем и мечом;
Лицо его делит, как бич, пополам
Глубокий и рыжий, как ржавчина, шрам.
С усмешкою глаз, то холодных и серых,
То грустных и строгих, молчит, как всегда,
Рожэ Каркассонский, герой Сальватэрры,
В пустынях Востока проведший года.
В усах его проседь, что иней белесый...
Он прям, он надежен, как лезвие:
Пять лет протекло, как вассалом Агнессы
Возглавил он брачную свиту ее
В Провансе родном для пути в Безансон,
Во дни, золотые, как сон.
Но пир на исходе. Все пламенней речи;
Уж начали спор о достоинствах ран
Противники в чувствах, соперники в сече,
Изящный Альфред и бесстрашный Бертран.
По кованым кубкам пурпурная влага
Мерцает, как уголь... Пылающий хмель,
Как вихрь, разжигает задор и отвагу
В крови властелинов ленных земель.
Им тесно, им душно, их тянет на волю,
Где конскою скачкой потоптано поле,
Где луч полуденный скользит по копью,
Где мощь своих мускулов слышишь в бою.
Один Джероним все суровей:
Вот – дрогнули пальцы и брови,
Вот – властным, холодным движеньем
Он вдруг водворяет смущенье,
Тревогу вокруг...
Тишина
Над пиром идет, как волна.
Слова, точно блики пожара
Средь ночи, но искрою ярой
В сердца западают они,
В сердцах зажигают огни.
– Синьоры! Скажите: средь этого ль пира,
В часы ль ратоборства щита и клинка,
Во дни ли охот, иль на славных турнирах,
Не гложет ли дерзкую душу тоска?
Как если бы сон о вершине блаженной,
Откуда растет в тишине снеговой
Владычество над распростертой вселенной,
Правленье гармонией мировой?
Синьоры! Средь обольщающей славы,
Средь распрь и усобиц, и мелких побед
В крови нашей бродит мечта, как отрава,
О том, что высоко, о том, чего нет.
Но нет ли? Синьоры, не надо печали!
Порукой моя королевская честь:
Тот храм, что поется в стихах о Граале,
Тот трон мирового владычества – есть!
Он есть – отчего же болезни и войны,
И муки – по-прежнему общий удел?
Они оттого, что пришлец недостойный
Короной Грааля, как вор, завладел!
Вассалы! Наденьте же брони и латы,
Готовьтесь в поход на твердыню его:
Кто б ни был надменный король Монсальвата
Не сердце, но камень в груди у него!
Король замолчал. Молчанье с минуту
Стояло незыблемым валом – и вдруг
Он пал так внезапно, так грозно, так круто,
Что крики, призывы, гнев поднятых рук
Слились в несмолкаемый рокот единый:
– Вперед, паладины!
– К мечам, паладины!
– Вперед! – В алтаре Титурелева храма,
Невзгоды победой и властью целя,
Заблещет высокая их орифламма!
Так поняли рыцари речь короля.
Так рушат стихии плотину морскую,
И дамбами сдерживающийся океан
Бросается зверем на сушу, ликуя,
Виденьем просторов открывшихся пьян.
На это кипенье слившихся воль
Взирал испытующим оком король.
* * *
И ночью наставшей, беззвездной и хмурой,
Незыблемый замок в гранитном венце
Затеплил без счета огни в амбразурах,
Как желтые очи на черном лице.
Ни к связкам соломы, ни к пышному ложу
Никто до зари головы не склонял,
И гул, на отзвучья сражений похожий,
Гудел в полусумраке сводчатых зал.
– Опять не поладили графы друг с другом!
– Опять поспешает король на врагов! –
Шептали ткачи по холодным лачугам
И бюргеры у родовых очагов.
И день молодой, поднимаясь к зениту,
Уже не напомнил минувшего дня:
Монарх улыбался: надежная свита
Спешила к открытым вратам. На коня
Всходила по плечам пажей королева,
А юные рыцари справа и слева
Гарцуя, иных не желали наград,
Как пир и турнир на горе Монсальват.
Влекущая вдаль боевая отвага
Плескала над ними, как стяг в мятеже...
Смиряя порывистость конского шага,
Один только верный гофмаршал Рожэ,
Без страха бросавший в пустынях Востока
В бою с мусульманами жизнь на весы,
Теперь он молчал и ладонью широкой
Гладил усы.
Но солнце играло в щитах и эмблемах,
Кругом развевались султаны на шлемах,
И вот уже гулкий отряд миновал
И щели извилистых улиц и вал.
И каждый назад оглянулся невольно,
Дюбис перейдя по понтонным мостам:
Уж город во мгле, лишь видна колокольня –
Узорчатый мюнстер вздымается там,
Напутственный благовест бьется ударами,
Как вещее сердце родимой страны, –
О, голос задумчивый города старого!
О ком твоя грусть?
О чем твои сны?
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПЕСНЬ ПЕРВАЯ. У речного перевоза
О, расселины, пропасти, кряжи,
О, холодные, горные реки,
Вы – стихии, вы мощные стражи,
Оцепившие тайну навеки!
Услыхать ли сквозь ваши твердыни
Медный колокол – голос собора?
Обрести ли дорогу к святыне
Через душу свою – через горы?
* * *
По ложу осенних долин кавалькада
Серебряной лентою вьется в лесу.
В лицо – золотая метель листопада,
Подковы ступают в траву и росу;
Все реже надменные замки на склонах:
Их башни в зазубренных серых коронах
Все реже вдали разрывают покров
Пурпуровых и златотканых лесов.
Все реже ночлеги у пышных каминов;
Все чаще на хвойных лужайках, в бору,
У сосен мачтовых палатки раскинув,
Пажи и синьоры садятся к костру.
Земля отсыревшая устлана мехом...
Сменяются шутки, рассказ, и порой
Король одобряет то взглядом, то смехом
Рассказы про удаль судьбы боевой.
И речь чередуется в долгих беседах
О славных охотах, походах, победах,
О чести Готфрида, Гвидо, Монферрата –
Воителей, там – у границ Калифата –
Чьи кости покоятся в знойной пыли
Под огненным небом Сирийской земли.
К полудню двадцатого дня кавалькада
Над шумной остановилась рекой.
Безвестных хребтов снеговая ограда
Вздымалась за ней, как рубеж вековой...
Над мощной вершиной вершина вставала