В алмазах, в величественном серебре.
Над льдом перелогов вились покрывала
И таяли, как фимиам в алтаре;
Дремали в скалах сокровенные руды,
И веяла свежим дыханьем оттуда,
Безмолвием незнакомым полна,
Миров первозданная тишина.
В сосновой, темневшей над берегом роще –
Невзрачная хижина, огород.
Здесь, верно, ютится рыбак-перевозчик:
Вон – грубая лодка, вон – невод и плот.
Вдали – несмолкающий шум водопада...
Как сумрачно, как пустынно кругом!
В окошке как будто мерцает лампада...
Выходит старик, горбатый, с шестом
В руке исхудавшей, с маленьким личиком,
В истлевшем плаще серовато-коричневом.
Проходит он медленно вдоль камыша
И кланяется королю не спеша.
Холодным и наблюдательным взором
Король Джероним отвечает ему.
– Как имя горам?
– Это горы Клингзора.
– Клингзора?.. Я что-то тебя не пойму:
Что значит "Клингзор"?
– Клингзор – это имя
Правителя нового замка в горах, –
– Как? Замка? Над пропастями такими
Решился б ютиться отшельник, монах,
Но рыцарь?.. –
И на перевозчике строго
Король задержал проницательный взгляд:
– Мне нужно не то. Расскажи нам дорогу
К вершине по прозвищу – Монсальват.
Напрасный вопрос. Перед ним не мужчина, –
Старик одряхлевший, – он жалок, туп,
На темном лице бороздятся морщины
И слышится шелест иссохших губ:
– Сорок зим я живу здесь, и лето...
Летом – ловлей, зимой – подаяньем,
Но тропа к обиталищу Света
Не открыта рабу покаянья.
– Хитришь ты! Как может не ведать дороги
Живущий у гор снеговых на пороге!
Других, восходящих к обители льда,
Ведь ты перевозишь на лодке! Куда?
– Господин! Мне ответствовать трудно:
Правда, многих вожу через реку,
Но куда он, зачем и откуда,
Никогда не спрошу человека!
Лишь для каждого, помня о Боге,
Я молю благодатной дороги.
Махнувши рукой, в сдержанном гневе
Король обращается к королеве:
– От дряхлости выжил старик из ума:
Безумные речи, лицо, словно мощи...
Но солнце – к закату, и близится тьма.
Вы сядете в лодку. Эй, перевозчик!
Храни госпожу! Осторожнее правь!
Причалишь налево, где отмель и лозы...
Пусть где-нибудь брода поищут обозы,
А мы на конях переправимся вплавь.
Ладья отошла.
Королева взирает
На плеск и дробленье разорванных струй:
Струя приникает к дощатому краю,
Под днищем играет и бьется о руль.
И слышит Агнесса, как фыркают кони,
Вступая в теченье наперерез,
Как здесь, под водою, струит благовонье
Сосновый, в реке отражаемый лес.
Достигла средины русла переправа.
Форели застыли в струе на весу...
Шестом управляясь то влево, то вправо,
Горбун-перевозчик стоит на носу.
И оборачивается.
Спокойные
Два чистых, далеких луча синевы:
– Путь, великого страха достойный,
Госпожа моя, начали вы!
Вздрогнула королева. Глаза,
Как в темном песчанике бирюза,
Спокойно взирали ей в душу, – все шире,
Все глубже... И детство в Провансе родном,
И песня жонглера на рыцарском пире
Вдруг вспомнились слитно – в мечте об одном.
Как видят безгрешные слуги Грааля
Небес ликование и торжество;
Неведома смерть, незнакомы печали
Подвижникам – рыцарям храма сего...
О нет, ни органы, ни ладан, ни месса
Не властны унять эту боль и тоску!..
И прошептала чуть слышно Агнесса,
Не в силах лица приподнять, старику:
– Да, хочет супруг мой достичь Монсальвата,
Не веруя, не молясь, не любя,
Но путь наш – один, ведь и я виновата,
Люблю и отдам – свою жизнь и себя.
– Но известно ли вам, госпожа моя,
Что дорогу на гору спасения
Истомившимся духом желаемую,
Каждый узрит лишь в миг воскресения,
Только сердцем, рождаемым дважды
В муках огненной веры и жажды?
– Все равно. Мы избрали, как брачный венец,
Согласную жизнь и согласный конец.
Быть может, склонясь перед солнцем Грааля,
Дотоле ни веры не знав, ни любви,
Огонь покаянья и жгучей печали
Зажжется в его обновленной крови!
А если возмездье ему неизбежно
И смертное ложе готово на льду –
Я буду женой ему в гибели снежной,
В чистилище, в небесах и в аду.
Скользила ладья, перевозчик молчал,
И близился каменистый причал.
И скоро продолжила путь кавалькада;
Все круче тропа, за изгибом изгиб;
В немолчном гуденье струи водопада
Терялся обозов пронзительный скрип,
Да серые клочья клубящихся туч
Спешили навстречу по выступам круч.
ПЕСНЬ ВТОРАЯ. Горный страж
Вы, звезды мантии черной!
Закона строгого знаки!
Горят среди ночи горной
Весы в многозвездном мраке.
Но властью молитв – обитель
Смягчает дальнейшие судьбы.
И выйдет только водитель
На суд невидимых судей.
* * *
Канули в прошлое, вьюгой звеня,
Тридцать четыре блуждающих дня.
Всюду – лишь тихие толпы камней.
Храбрые рыцари – снега бледней.
Первою жертвой погибели жадной
В бездну сорвался Раймонд Беспощадный.
Голод стучит неотступной погоней,
Пали в пути истощенные кони,
Смерть, как орлица, летит по пятам –
Кончено!
Оборвались дороги!
Где Монсальват?
Нагие отроги,
Пропасти нелюдимые там...
Злое ущелье смертного края
Снег вечереющий запорошил...
Понял ли хоть один, умирая,
Что их вожатый – король – совершил?
Поздний разведчик пришел назад.
Кричали долго. Теперь молчат.
Только теснее жмутся, теснее
К тощим кострам из горного мха...
Ночь надвигается, ночь синеет,
Необорима, как меч, и тиха.
Звезды слагают все те же напевы...
Цокнул копытом горный олень...
У потухающих глаз королевы
Мягко ложится черная тень.
Только – откуда?
На Севере дальнем
Небо дрожит багрянцем печальным;
Только – откуда?
По белым хребтам
Смутное зарево плещется там...
И острие невозможной надежды
Вдруг прикоснулось к душе короля.
Сверху кольчуги бархат одежды
Сдвинув плотней и ни с кем не деля
Мысли сверкнувшей, в гулкую ночь
Выше и выше торопится прочь.
Ноги скользят по крутым уступам;
Глыбы, едва пробудясь, сквозь сон
Ухают в пропасти глухо и тупо...
– Выше... Боже! Кто ж это – вон
Сходит с утеса – в плаще, как снег, –
Призрак ли?
Ангел ли?
Человек?
Сердце упало. Вперед, вперед!
Щебень царапает, режет лед,
Но вестник идет – от севера к югу
Оборотясь и подняв ладонь,
Запорошен утихнувшей вьюгой,
Быстр и бесшумен, как белый огонь.
– Склонился к призывам твоим и мольбе
Владычествующий на вершине:
Я послан на помощь – поведать тебе
Дорогу из льдов нерушимых. –
Светла его речь, а медлительный голос,
Протяжный и твердый, спокоен и тих:
Так ветер свистящий в расщелине голой
На миг притихает меж сучьев нагих.
– Но кто ж ты, в горах стерегущий ночами?
На горного духа похож ты очами!..
– Про имя не дам я ответа:
Не принц я, не герцог, не граф,
Но в городе вечного света
Зовут меня Аль-Мутарраф.
Доверься ж охране дозора,
Не трать драгоценных минут:
Пред лик государя Клингзора
Наш путь еще долог и крут.
Как странно: откуда? – арабское имя...
В альпийскую ночь, среди льдов и камней?..
Что судеб избранника неисповедимей?
Теперь отдохнуть у нежданных друзей,
Оттуда проникнуть в край Монсальвата,
Неутолимый призыв утоля...
И, крыльями новой надежды подъята,
Затрепетала душа короля.
– Я бургундский король: по этим вершинам
Блуждая, мы кружим множество дней...
Спасибо тебе! Я велю паладинам
И Агнессе, супруге моей...
Нет!
Властно и дерзко над хаосом горным
Рука поднялась, заграждая путь
Перчаткой серебряной с кружевом черным
На звездных туманов искристую муть.
– Не мнишь ли ты, что слабым детям Бога,
Лишь для забав проникнувшим сюда,