Выбрать главу
О, детство,                   бегущее в памяти промельком! В огне камелька                                 откипевший кофейник… О, тихо качающиеся                                       за домиком прохладные пальмы                                      кофейни.
Стоят и не валятся                                     дымные,                                                         старые лачуги,              которым свалиться пристало… А люди восходят                               и сходят, усталые, — о, жизнь! —                    с твоего пьедестала!

МОЯ АВТОБИОГРАФИЯ

Грифельные доски,          парты в ряд, сидят подростки,          сидят — зубрят:
«Четырежды восемь —          тридцать два». (Улица — осень,          жива едва…)
— Дети, молчите.          Кирсанов, цыц!.. сыплет учитель          в изгородь лиц.
Сыплются рокотом          дни подряд. Вырасту доктором          я (говорят).
Будет нарисовано          золотом букв: «ДОКТОР КИРСАНОВ,          прием до двух».
Плача и ноя,          придет больной, держась за больное          место: «Ой!»
Пощупаю вену,          задам вопрос, скажу: — Несомненно,          туберкулез.
Но будьте стойки.          Вот вам приказ: стакан касторки          через каждый час!
Ах, вышло иначе,          мечты — пустяки. Я вырос и начал          писать стихи.
Отец голосил:          — Судьба сама — единственный сын          сошел с ума!..
Что мне семейка —          пускай поют. Бульварная скамейка —          мой приют.
Хожу, мостовым          обминая бока, вдыхаю дым          табака,
Ничего не кушаю          и не пью — слушаю          стихи и пою.
Греми, мандолина,          под уличный гам. Не жизнь, а малина —          дай                бог                     вам!

МАЯКОВСКОМУ

Быстроходная яхта продрала бока, растянула последние жилки и влетела в открытое море, пока от волненья тряслись пассажирки.
У бортов по бокам отросла борода, бакенбардами пены бушуя, и сидел, наклонясь над водой, у борта человек, о котором пишу я.
Это море дрожит полосой теневой, берегами янтарными брезжит… О, я знаю другое, и нет у него ни пристаней, ни побережий.
Там рифы — сплошное бурление рифм, и, черные волны прорезывая, несется, бушприт в бесконечность вперив, тень парохода «Поэзия».
Я вижу — у мачты стоит капитан, лебедкой рука поднята, и голос, как в бурю взывающий трос, и гордый, как дерево, рост.
Вот вцепится яро, зубами грызя борта парохода, прибой, — он судно проводит, прибою грозя выдвинутою губой!
Я счастлив, как зверь, до ногтей, до волос, я радостью скручен, как вьюгой, что мне с командиром таким довелось шаландаться по морю юнгой.
Пускай прокомандует! Слово одно — готов, подчиняясь приказам, бросаться с утеса метафор на дно за жемчугом слов водолазом!
Всю жизнь, до седины у виска, мечтаю я о потайном. Как мачта, мечта моя высока: стать, как и он, капитаном!
И стану! Смелее, на дальний маяк! Терпи, добивайся, надейся, моряк, высокую песню вызванивая, добыть капитанское звание!