Настя заломила руки и завопила:
— Спасите! Спаси-те!!
Не переставая голосить, кинулась к деревне. К первой избе, к первому окну, кулаками изо всей мочи:
— Спасите! Спаси-те!!
Ко второй избе:
— Спаси-и-те!!
Хлопнула дверь, другая, хриплые мужские выкрики, бабье аханье. В стороне над свинарником крепло зарево, тускловатое, с багрянцем, как освещенный под гаснущей печи.
Хлопали двери, и над деревней разносился надрывно зовущий, плачущий голос:
— Спаси-те!! Спаси-те!!
Люди добрые, спасите Настю.
1965
Примечания
В 1-й том Собрания сочинений В. Ф. Тендрякова включены восемь повестей, созданных в 1954–1965 годы.
Проза этого первого десятилетия в основном определила круг проблем, который стал предметом пристального внимания писателя в течение всей его тридцатипятилетней творческой деятельности.
В. Тендряков вошел в литературу в начале пятидесятых годов — в период, когда сама история поставила перед жизнью и искусством новые сложные задачи.
Константин Паустовский писал, что Тендряков этих лет напоминал ему мальчика, «похожего на северного застенчивого подпаска» («Юность», 1982, № 6). Но уже в те годы Тендряков четко формирует свое кредо: «Есть критика, выражающая мироощущение писателя, его отношение к действительности. Оно требует от писателя беззаветной смелости и принципиальности… Пассивность мне чужда, как чужда она моим героям. Пассивность враг всякой литературы» («Новый мир», 1954, № 11).
Так же открыто он заявляет и о своем нравственном идеале: «Всякий раз, когда я перечитываю Чехова, я оглядываюсь на себя. Проверяю свою Совесть — правильно ли поступил, не солгал ли в чем-нибудь перед людьми, перед самим собой, не покривил ли душой ради собственного благополучия» («Москва», 1960, № 1).
«Тендряков отличался резким своеобразием, он был решительнее других в постановке острых проблем, смелее в поисках художественной выразительности. С первых же его шагов в нем не было и следа нередкой для начинающих робости… В сочинениях чувствовалась исповедь сердца и жар надежд — ярчайшая особенность того периода… В произведениях все привлекало свежестью, начиная от языка, цепкого, мускулистого, с зарядом напряженной и стремительной энергии, нацеленной на выявление самой сути того, о чем говорил писатель», — так характеризует Тендрякова этого периода исследователь его творчества И. Крамов («В зеркале рассказа». М., «Сов. писатель», 1984 г.).
Когда в 1943 году после тяжелого ранения под Харьковом будущий писатель вернулся в родную деревню на Вологодчине, он имел за спиной ни с чем не сравнимый жизненный багаж — трехлетний тяжкий солдатский опыт войны. Период ученичества у В. Ф. Тендрякова как бы отсутствует — имеются лишь скупые, случайно оброненные фразы: «Начал заниматься сочинительством, хотя все целиком шло в мусорную корзину». («Лит. учеба», 1985, № 2). Короткие анкетные ответы: «С 1951 года считал себя профессиональным литератором». (Там же.)
Автора всегда отличала высокая требовательность к своему творчеству. Первые очерки и рассказы — «Дела моего взвода» (Альм. мол. писат. М., 1947), «Винтовка старшины Соловьева» («Смена», 1952, № 12), «В гору» («Огонек», 1950, № 26), «Ненастье» («Нов. мир», 1954, № 2), «Ее оружие» («Огонек», 1951, № 49), «Среди лесов» (Год тридцать шестой, альм., 14. М., 1953) и др. — не были включены автором в свое Собрание сочинений. Не вошли они и в данное издание. Но в них уже отчетливо видны пути, которыми шла проза Тендрякова. Константин Паустовский в письме Э. Казакевичу от 14 марта 1957 года уже тогда среди молодых талантливых писателей первым называет имя Тендрякова.
Первые шаги писателя в литературе неразрывно связаны с журналом «Новый мир», главным редактором которого в этот период был Александр Трифонович Твардовский. Творческое сотрудничество автора с редакцией было плодотворным. Восемь произведений в 50–60-е годы увидели свет на страницах этого издания.
Характерный эпизод произошел с рассказом «Пощечина». Тендряков предложил рукопись в редакцию «Нового мира». 22 июня 1958 года А. Твардовский ответил автору подробным письмом. Текст письма приводим с сокращением: «Дорогой Владимир Федорович! Как всегда, Вы и в рассказе „Пощечина“ улавливаете нечто существенное, жизненное, против чего не поспоришь как против факта. Это драгоценный дар — чувство существенного в жизни, глаз и слух на все, что недоступно глазу и слуху авторов, пишущих не от потребности сказать правду, а из соображений сказать то, что будет „в соответствии“… Но о данном рассказе я хочу вот что сказать. Авторская речь у Вас слишком близка к языку персонажей… Это — слабость, и слабость, влекущая за собой другие слабости, уже не „чисто формального“ порядка, а самого содержания… Смещение жанровых возможностей у Вас обернулось прямо-таки плачевно. Мне думается, что у Вас все это — издержки роста». («Письма о литературе». М., «Сов. писатель», 1985.) Критический анализ убедил Тендрякова, и рассказ никогда им не публиковался.