Выбрать главу
Если б я был культом личности, Я без всяких околичностей Запретил бы культы личности.

СОН — СЕБЕ

Сон после снотворного. Без снов. Даже потрясение основ, Даже революции и войны — Не разбудят. Спи спокойно, Человек, родившийся в эпоху Войн и революций. Спи себе. Плохо тебе, что ли? Нет, не плохо. Улучшенье есть в твоей судьбе. Спи — себе. Ты раньше спал казне Или мировой войне. Спал, чтоб встать и с новой силой взяться. А теперь ты спишь — себе. Самому себе. Можешь встать, а можешь поваляться. Можешь встать, а можешь и не встать. До чего же ты успел устать. Сколько отдыхать теперь ты будешь, Прежде чем ты обо всем забудешь, Прежде чем ты выспишь все былье… Спи!        Постлали свежее белье.

ПОСЛЕ ДВОЕТОЧИЯ

Вечером после рабочего дня По дороге в отдельные и коммунальные                                                                берлоги Люди произносят внутренние монологи. Кое-что доносится до меня.
Двоеточие
— Целый день работал без меры. Целый день мозги засорял. Все-таки почему инженеру Платят меньше, чем слесарям?
— Трудно учиться станкачу. Семь часов плюс три за партой. Зато потом, если захочу, Прочту чертежи, разберусь с картой.
— Муж! Всю жизнь ему верна. Даже в сторону не посмотрела. А он сперва говорил — война! Теперь говорит — ты постарела.
— Покуда ноги будут носить, Покуда женщины хорошеют весною, Буду в сторону глаза косить. Ничего не поделает со мною.
— Всю жизнь выполнял последний приказ. Делал то, что говорили. Сейчас даже в пенсии отказ. Все грехи на меня свалили.
— Он меня бил в живот, по лицу. Кричал: подписывай! Все равно сдохнешь! Смотришь в глаза ему, подлецу, И — ничего! Ни вздохнешь, ни охнешь.
Все-таки кончился рабочий день Для всех: для неправых и для обиженных. Деревья удлиняют тень. Огни зажглись во дворцах и в хижинах.
Для правых и неправых зажжена В общем небе одна луна.
Перебивая все голоса, Все проклятия и благословения, Луна в привычном дерзновении Спокойно восходит на небеса.

ДОМ В ПЕРЕУЛКЕ

Проживал трудяга в общаге, А потом в тюрягу пошел И в тюряге до мысли дошел, Что величие вовсе не благо. По амнистии ворошиловской[8] Получил он свободу с трудом. А сегодня кончает дом — Строит, лепит — злой и решительный. Не великий дом — небольшой. Не большой, а просто крохотный. Из облезлых ящиков сгроханный, Но с печуркой — домовьей душой. Он диван подберет и кровать, Стол и ровно два стула поставит, Больше двух покупать не станет, Что ему — гостей приглашать? Он сюда приведет жену, Все узнав про нее сначала, Чтоб любить лишь ее одну, Чтоб она за себя отвечала. Он сначала забор возведет, А потом уже свет проведет. Он сначала достанет собаку, А потом уже купит рубаху. Все измерив на свой аршин, Доверять и дружить закаясь, Раньше всех домашних машин Раздобудется он замками. Сам защелкнутый, как замок, На все пуговицы перезастегнутый, Нависающий, как потолок, И приземистый, и полусогнутый. Экономный, словно казна, Кость любую трижды огложет. Что он хочет? Хто його зна. Что он может? Он много может.

«Богатые занимают легко…»

Богатые занимают легко, Потому что                     что им, богатым? А бедные долго сидят по хатам, Им до денег идти далеко.
Бедный думает, как отдать? Откуда взять? А богатый знает: деньги найдутся, Только все костюмы обследуются, По телеграфу переведутся, У дальних родственников наследуются.
вернуться

8

По амнистии ворошиловской — так называли в народе довольно широкую амнистию сразу же после смерти И. В. Сталина, указ о которой был подписан тогдашним Председателем Президиума Верховного Совета СССР К. Е. Ворошиловым.