«Я не любил стола и лампы…»
Я не любил стола и лампы
В квартире утлой, словно лодка,
И тишины, бесшумной лапой
Хватающей стихи за глотку.
Москва меня не отвлекала —
Мне даже нравилось, что гулки
Ее кривые, как лекало,
Изогнутые переулки.
Мне нравилось, что слоем шума
Ее покрыло, словно шубой,
Многоголосым гамом ГУМа,
Трамваев трескотнею грубой.
Я привыкал довольно скоро
К ушам, немного оглушенным,
К повышенному тону спора
И глоткам,
словно бы луженым.
Мне громкость нравилась и резкость —
Не ломкость слышалась, а крепость
За голосами молодыми,
Охрипшими в табачном дыме.
Гудков фабричных перегуды,
Звонков вокзальных перезвоны,
Громов июньских перегромы
В начале летнего сезона —
Все это надо слушать, слушать,
Рассматривать, не уставая.
И вот
развешиваю уши,
Глаза пошире раскрываю
И, любопытный,
словно в детстве,
Спешу с горячей головою
Наслушаться и наглядеться,
Нарадоваться Москвою.
«Вот вам село обыкновенное…»
Вот вам село обыкновенное:
Здесь каждая вторая баба
Была жена, супруга верная,
Пока не прибыло из штаба
Письмо, бумажка похоронная,
Что писарь написал вразмашку.
С тех пор
как будто покоренная
Она
той малою бумажкою.
Пылится платьице бордовое —
Ее обнова подвенечная,
Ах, доля бабья, дело вдовое,
Бескрайнее и бесконечное!
Она войну такую выиграла!
Поставила хозяйство на ноги!
Но, как трава на солнце,
выгорело
То счастье, что не встанет наново.
Вот мальчики бегут и девочки,
Опаздывают на занятия.
О, как желает счастья деточкам
Та, что не будет больше матерью!
Вот гармонисты гомон подняли,
И на скрипучих досках клуба
Танцуют эти бабы. По двое.
Что, глупо, скажете? Не глупо!
Их пары птицами взвиваются,
Сияют утреннею зорькою,
И только сердце разрывается
От этого веселья горького.
ОСЕННИЙ ЛЕС
Прекрасные, как цветы, грибы,
Тяжелые, как грибы, цветы,
Затерянные в березняке столбы
Стыдятся своей нагой простоты.
На что походит осенний лес?
Больше всего на тихий пожар.
Молча лижут чашку небес
Пламени желтые языки,
И падает в пламя солнечный шар —
Капля дождя — в пойму реки.
Так шаль цыганская не пестра,
Как лес, еще зеленый на треть.
У каждого дерева, как у костра,
Можно не ноги, а душу греть.
А теплота, а красота
Каждого маленького куста?
А мягкость бурой лесной земли,
А бескорыстие птиц лесных?
Поют, как будто их завели,
И хочется долго глядеть на них
И не копировать, не подражать —
Просто песню ту продолжать.
В МЕТРО
1
Вагон метро в июле,
В седьмом часу утра.
Две девушки уснули,
А им вставать пора.
Бужу их: «Вам не к спеху?
Поедете назад?»
И с легким полусмехом
Они благодарят.
Кривятся губы — алые
От юности и краски.
Две девушки усталые
Трут кулачками глазки —
Глубокие, красивые,
Лукавые, лисичьи,
Голубо-серо-синие
Большущие глазищи.
И вдруг встают и вскакивают
И плечи расправляют.
Усталость словно смахивают,
Ничуть не оставляют.
Ни самой малой малости,
Ни чуточки, ни капельки
Не видно от усталости:
— Бежим скорее, Катенька!
Их утро словно выпрямило,
Все их ошибки выправило,
Надежды утвердило
И, как стрелу, пустило.
2
На площади Маяковского
(Я говорю про метро)
Проходит девушка с косками,
Уложенными хитро.