Выбрать главу
И безапелляционно Кричали термины славы. Так было до Рубикона.
А Рубикон — речонка С довольно шатким мосточком. — Ну что ж, перейдем пешочком,
Как некогда Юлий Цезарь,— Сказал я своим коллегам, От спеси и пота — пегим.
Оставили машину, Шестипудовое брюхо Прокофьев вытряхнул глухо,
И любопытный Мартынов, Пошире глаза раздвинув, Присматривался к Рубикону,
И грустный, сонный Твардовский Унылую думу думал, Что вот Рубикон — таковский,
А все-таки много лучше Москва-река или Припять И очень хочется выпить,
И жадное любопытство Лучилось из глаз Смирнова[11], Что вот они снова, снова
Ведут разговор о власти, Что цезарей и сенаты Теперь вспоминать не надо.
А Рубикон струился, Как в первом до Р. X. веке, Журча, как соловейка.
И вот, вспоминая каждый Про личные рубиконы, Про преступленья закона,
Ритмические нарушения, Внезапные находки И правды обнаруженье,
Мы перешли речонку, Что бормотала кротко И в то же время звонко.
Да, мы перешли речонку.

ПРОЗАИКИ

Артему Веселому, Исааку Бабелю, Ивану Катаеву, Александру Лебеденко[12]

Когда русская проза пошла в лагеря — В землекопы, А кто половчей — в лекаря, В дровосеки, а кто потолковей — в актеры, В парикмахеры Или в шоферы, — Вы немедля забыли свое ремесло: Прозой разве утешишься в горе? Словно утлые щепки, Вас влекло и несло, Вас качало поэзии море.
По утрам, до поверки, смирны и тихи, Вы на нарах слагали стихи. От бескормиц, как палки, тощи и сухи, Вы на марше творили стихи. Из любой чепухи Вы лепили стихи.
Весь барак, как дурак, бормотал, подбирал Рифму к рифме и строчку к строке. То начальство стихом до костей пробирал, То стремился излиться в тоске.
Ямб рождался из мерного боя лопат, Словно уголь он в шахтах копался, Точно так же на фронте из шага солдат Он рождался и в строфы слагался.
А хорей вам за пайку заказывал вор, Чтобы песня была потягучей, Чтобы длинной была, как ночной разговор, Как Печора и Лена — текучей.
А поэты вам в этом помочь не могли, Потому что поэты до шахт не дошли.

ЧАСТУШКИ

Частушки Северной области — Суровые,             как сама В Северной этой области Бушующая зима.
Частушки-коротушки Веселые девки поют, А бьют они — словно пушки Большого калибра бьют.
Они палача и паяца Били всегда наповал. Сталин частушек —                                   боялся. Ежов за них —                       убивал.

ЛОПАТЫ

На рассвете с утра пораньше По сигналу пустеют нары. Потолкавшись возле параши, На работу идут коммунары.
Основатели этой державы, Революции слава и совесть — На работу! С лопатою ржавой. Ничего! Им лопата не новость.
Землекопами некогда были. А потом — комиссарами стали. А потом их сюда посадили И лопаты корявые дали.
Преобразовавшие землю Снова Тычут Лопатой В планету И довольны, что вылезла зелень, Знаменуя полярное лето.

ИДЕАЛИСТЫ В ТУНДРЕ

Философов высылали Вагонами, эшелонами, А после их поселяли Между лесами зелеными, А после ими чернили Тундру — белы снега, А после их заметала Тундра, а также — пурга.
вернуться

11

Смирнов — С. С. Смирнов (1915–1976), советский писатель-документалист.

вернуться

12

Артем Веселый, Исаак Бабель, Иван Катаев, Александр Лебеденко — советские прозаики, репрессированные в 30-х годах. Из них вернулся живым лишь А. Г. Лебеденко, одним из первых рассказавший Слуцкому о лагерном существовании.