ЭТО ПРАВДА
Многого отец не понимал,
Например, значенья рифмы.
Этот странный молоточек
Беспокоил, волновал его.
А еще он думал: хорошо
Пишет сын, но слишком много платят.
Слишком много денег он берет.
Вдруг одумаются, отберут назад.
— Это правда? — спрашивал отец,
Если сомневался в этой правде,
Но немедля вспоминал, что я
С детства врать не обучался.
Сколь невероятна ни была
Правда моего стихотворенья,
Сердце барахлящее скрепя,
Уверял отец, что это правда.
Инженером я не стал. Врачом —
Тоже. Ремеслу не обучился.
Офицером перестал я быть —
Много лет, как демобилизовался.
Первым и в соседстве и в родстве
И в Краснозаводском районе[44]
Жил я только на стихи.
Как же быть могли они неправдой?
«Актеры грим смывают…»
Актеры грим смывают
И сразу забывают,
В которой были роли
И что они играли.
Актер берет актрису,
Идет с ней в ресторан.
Ему без интересу,
Чего он растерял,
Какое сеял семя.
Он просто ест со всеми.
Мне дивны факты эти.
У нас другой фасон.
Звенит звонок в поэте,
Звенит сквозь явь и сон.
Звоночек середь ночи
Поднимет, шлет к столу,
Чтоб из последней мочи
Светить в ночную мглу.
Сначала помогает,
А после — помыкает,
Зато звенит — всегда
В дни быта и труда.
«Сосредоточусь. Силы напрягу…»
Сосредоточусь. Силы напрягу.
Все вспомню. Ничего не позабуду.
Ни другу, ни врагу
Завидовать ни в чем не буду.
И — напишу. Точнее — опишу,
Нет — запишу магнитофонной лентой
Все то, чем в грозы летние дышу,
Чем задыхаюсь зноем летним.
Магнитофонной лентой будь, поэт,
Скоросшивателем входящих. Стой на этом,
Покуда через сколько-нибудь лет
Не сможешь в самом деле стать поэтом.
Не исправляй действительность в стихах,
Исправь действительность в действительности
И ты поймешь, какие удивительности
Таятся в ежедневных пустяках.
КАК МОГ
Начну по порядку описывать мир,
Подробно, как будто в старинном учебнике,
Учебнике или решебнике,
Залистанном до окончательных дыр.
Начну не с предмета и метода, как
Положено в книгах новейшей эпохи,—
Рассыплю сперва по-старинному вздохи
О том, что не мастер я и не мастак,
Но что уговоры друзей и родных
Подвигли на переложение это.
Пишу, как умею, Кастальский родник
Оставив удачнику и поэту.
Но прежде, чем карандаши очиню,
Письмо-посвящение я сочиню,
Поскольку когда же и где же видели
Старинную книгу без покровителя?
Не к здравому смыслу, сухому рассудку,
А к разуму я обращусь и уму.
И всюду к словам пририсую рисунки,
А схемы и чертежи — ни к чему.
И если бумаги мне хватит
и бог
Поможет,
и если позволят года мне,
Дострою свой дом
до последнего камня
И скромно закончу словами;
«Как мог».
«И положительный герой…»
И положительный герой,
И отрицательный подлец —
Раздуй обоих их горой —
Мне надоели наконец.
Хочу описывать зверей,
Хочу живописать дубы,
Не ведать и не знать дабы.
Еврей сей дуб иль не еврей,
Он прогрессист иль идиот,
Космополит иль патриот,
По директивам он растет
Или к свободе всех зовет.
Зверь это зверь. Дверь это дверь.
Длину и ширину измерь,
Потом хоть десять раз проверь
И все равно: дверь — это дверь.
А — человек?
Хоть мерь, хоть весь,
Хоть сто анкет с него пиши,
Казалось, здесь он.
Нет, не здесь.
Был здесь и нету ни души.