Мордой соболя злится мех,
туфли ящерицами скользят…
Губы мачехины у всех,
злые мачехины глаза.
Глава шестая
А в витрине проливной, где батистом плещет,
зашуршали, замечтали, зашептались вещи.
Молоточком динькая, анкером затикав,
часики с будильником секретничают тихо.
Будто в детском чтении, перед пудрой робкой
снял флакон с почтением радужную пробку.
Вещи стали множиться, побежали ножницы,
лента шелка выползла и свилась в венок.
Стали реять запахи, стали прыгать запонки,
сросшеюся двойней подковылял бинокль.
Первым в этой публике было слово: туфельки.
— Видите ли Золушку там, у окна?
Пусть она без устали и возится с помоями —
красивая, по-моему, и славная она!..
— Да,
да,
я это заметила! —
туфельке ответила
пахучая вода.
— Вы подумайте, сестры, —
сказал туалет, —
ведь на Золушке
просто
ничего из нас нет!
— Это ясно,
дорогие,
мы ж такие
дорогие!
Как за нас платят? —
удивилось платье.
— Я вот сто́ю,
например,
двести сорок долларов!
— Да, — сказала парфюмерия, —
это
очень
дорого.
Туфля охнула всей грудью:
— Ох,
быть может,
никогда у нас не будет
Золушкиных ножек…
Стеклянное озеро —
циферблат, —
часики Мозера
затикали в лад:
— Хорошо бы так это
часовой пружинкой
перетики-такиваться
с Золушкиной жилкой!
По корсет, шнуровку скривив,
заявил:
— Я к худым не привык;
мне нужна пошире,
а эта — худа,
не в теле и не в жире,
куда, куда!
Вещи все,
услышав это,
отвернулись от корсета.
Мы еще докажем, —
зашуршала шаль, —
не видать под сажей,
как она хороша!
И самое лучшее
банное мыло
обложку раскрыло
и заявило:
— А если
я еще
смою сажицу, —
самой сияющей
она вам покажется.
Рисунок суживая,
заговорило кружево.
Стали в круг
юнцы-флаконы
и меха поседелые
из почтенья
к такому
тонкому изделию:
— Еще ниткой я была, помню — спицами звеня,
кружевница Сандрильона выплетала меня.
В избах Чехии зимой, за труды полушка,
вам узоры вышивала девка Попелюшка.
Мелкий бисер-чернозвёзд, чтобы шею обвить,
Чинерентола в углу нанизала на нить.
Ашенбредель лен ткала, вышила рубашку,
кожу туфелькам дубила Чиндрелл-Замарашка.
Все забеспокоилось,
все заволновалось,
туфелька
расстроилась,
с чулком
расцеловалась,
перчатки из замши,
ботик
на резине:
— Как мы это раньше
не сообразили?!
Шелковое платье
шепнуло кольцу:
— Кольцо,
как вы считаете,
я Золушке
к лицу?
Сползают вещи
с полочки
с шелестом,
с гуденьем:
— Скорей
бежимте к Золушке,
умоем
и оденем!
И по витринной комнате
пошло гудеть:
— Идемте!
Идемте
ее приодеть!
Кружево —
часы за ремешок
берет:
— Товарищи!
К Золушке!
В стекло!
Вперед!