Том 2. Фантастические поэмы и сказки

На площади Мира
четыре трамвая лежат.
Мимо витрины шляп
провели арестованных полицейских.

Ночь пришла.
По звездам
прожекторы тянутся,
и, гильзами выстреленными соря, —
уже! —
занимают радиостанцию
вооруженные слесаря.

Уже ревком
                      добивает войну
и, дулом лоб кольнув,
уже говорят радисту:
                                   — А ну,
переведи волну.

«Маузера» у monsieur в висках:
— Давай-давай! —
Под надписью «Робот»
распределительная доска,
и тихо ворчит мотора утроба.

Товарищ
                в доску ткнул сгоряча, —
monsieur под маузером залихорадило.
— Не мешкать! —
                          и вниз опущен рычаг,
управляющий Роботами по радио.

И на фронте,
                        оступившись о траншею,
Робот мотнул
                        пневматической шеей.
Широкие пальцы
                         из никеля
скрючились…
                     и сникли.

Будто кровь
         подобралась под угли —
прожектора
         потухли.

Заворчав
         глухой утробой,
будто заспанный —
стал отваливаться Робот
         на спину.

Замолчал на морде рупор,
         замотались хоботы,
повалились
         к лицам трупов Роботы.

Помутнела линза глаза,
         искривились челюсти,
и последний
         выдох газа
низом тонко стелется.

Их радиаторы стынут.
И стынут
с подбородками-ямочками винты.
И уже мы стоим
на сияющих спинах,
наворачиваем бинты.

Утро легло
         лиловатою тенью,
и солнечный блик
         по Роботу — вскользь…
И птица
         села ему на антенну,
и суслик
         в ухо вполз.