— Уже шесть часов вечера. Можно мне вместе с Василием Кузьмичом сделать перевязки?
— Пожалуйста. Сделайте.
«Уже шесть часов другого дня, думал доктор, почти сутки прошли, а я жив и здоров! Ожидал, боялся и вот все узнал. Да, теперь уже все! Все! — И он, задыхаясь, кусал подушку. — Теперь уже все!»
Иван Иванович, погляди-ка, что я тебе привезла, — еще от порога заговорила снова пришедшая Марфа. — Да ты погляди! — настойчиво повторяла она, подходя к постели.
Он нехотя, с досадой на эту назойливость приподнял отяжелевшую голову. Председатель районного Совета сидела на корточках на ковре, придерживая обеими руками толстый, неровно опиленный корявый чурбак. Сбоку в чурбаке торчала не то шапка, не то большая меховая рукавица.
— Что это? — устало моргая опухшими глазами, спросил Иван Иванович.
— Сейчас увидишь! — Марфа вынула шапку, под которой обнаружилось темное дупло, откуда послышалось злое ворчанье, похожее на тихую барабанную дробь.
— Белка, что ли? — спросил Иван Иванович, невольно тронутый наивным желанием деловой, умной женщины развлечь его.
— Нет, какой тут белка!
Марфа отошла в сторону, и в отверстии дупла показалась большеглазая лобастая мордочка, похожая на лисью, но с круглыми ушами; показалась и спряталась. Потом, видимо отчаявшись, светло-бурое существо с желтым пятном на горле выскочило наружу и заметалось по комнате, сердито ворча и озираясь. Всей повадкой и длинным гибким телом оно напоминало кошку.
— Куница! — с торжеством пояснила Марфа. — Хитрая, злая, да убежать нельзя. Маленькие… детеныши там. Парни наши закрыли дупло, потом дерево спилили. Высоко жила куничка. Вези, говорят, Ивану, пускай знает, какой зверь в тайге живет.
Марфа, махая подолом широкого платья, загнала обезумевшего от страха зверька под койку Никиты, потом подтащила чурбак поближе к кровати доктора. В гнезде, устланном мягким мхом, виднелось что-то живое. Иван Иванович, приподнявшись на локте, разглядел четырех новорожденных детенышей, тесно прижавшихся друг к другу. Он уже готов был запустить к ним руку, намереваясь посмотреть получше, но только горестно мотнул головой и снова опустился на подушку.
— Хороший. Интересный, — говорила Марфа, довольная и тем, что хоть на минуточку вывела его из оцепенения. — Я это оставлю. Погляди еще. Мешать будет — скажи Никите. Он уберет!
— Как больные? Что нового? — спросил Иван Иванович.
Не мог же он валяться без конца, вынуждая окружающих забавлять себя, словно восьмилетнего мальчика!
— Нового много. Вот германская страна объявила войну Греции да Югославии. Уж бомбят с самолетов. Юрты… дома горят. Прямо беда. Англичанов тоже бомбят. Один Советский Союз мирно стоит. С нами, однако, не просто воевать. А на Учахан еще люди приехали. Везде слух прошел, как народ здесь прогнал шамана. — Марфа помолчала, потом сказала нерешительно: — Степан опять помирал сегодня. Никита еле разбудил его…
— Степан? — встревоженный Иван Иванович поднялся сильным рывком. — Почему мне не сообщили?
— Когда было сообщать? Не успели. — Марфа посмотрела в глаза доктора и созналась: — Не хотели тебя трогать, еще расстраивать.
— Плохо, что Валерьян Валентинович так торопился, — пожалел Никита. — Он мог бы тоже посмотреть Степана.
— Как — Валерьян Валентинович??
— По всем приметам, он передал вчера письмо Марфе Васильевне.
На лице доктора выразилось недоумение, затем радость.
— Где же он, милый человек? Кстати подъехал! При осмотре Степана и установлении диагноза он нам просто необходим.
— Он проехал мимо, — смущенно сказал Никита.
— Вчера проехал! — со вздохом подтвердила Марфа, недовольная собой за то, что упустила проезжего врача.
Иван Иванович оторопел.
«Экий оказался!..» — подумал он с глубоким огорчением о своем бывшем невропатологе, как будто тот знал, насколько необходима здесь его помощь.
— А догнать? — спросил Иван Иванович, опомнясь от нового потрясения.
— Догнать можно, — сказала Марфа, тоже ободряясь, готовая любой ценой исправить допущенную ею оплошность. — Олени у них устали, за один день далеко не убегут. Сейчас же соберем лучшие упряжки.
— Вернуть надо, — говорил Иван Иванович, уже собираясь в дорогу. — Да-да-да. Я сам поеду и уговорю его вернуться.
— Вернется, — обнадежила Марфа.
Леокадия, а попросту Кадка, жена Захара, Степанова брата, моложавая, на редкость красивая женщина, сидела у очага, подогнув калачиком ноги. Засучив рукава платья, она мяла, очищала выделанные ею беличьи шкурки. Захар пристроился тут же, перебирал готовые шкурки, сшивал их в пучки, встряхивал, любуясь шелковистым отливом своей добычи. Кадка отлично справилась бы с делом одна, но Захару приятно было поболтать с нею.