— Мы не можем играть, как мячиком, решением серьезного вопроса. Прекрасно, если женщины на Каменушке много рожают. Хорошо, что якутки и эвенки преодолели суеверие и тоже приходят теперь рожать под присмотром врачей. Надо им предоставить теплый, хороший родильный дом. Пусть он будет при больнице, там, где хирургическое отделение. А для хирургического выстроим новый, специально приспособленный корпус, чтобы он был тоже хорош. Ведь это для нашего народа, имеющего право на самое лучшее за свой труд.
Так представляла себе Варя разговоры на сессии по волнующему ее вопросу.
„Как будет доволен Иван Иванович!“ — подумала она и попыталась вообразить его скорое возвращение, радость предстоящей встречи с ним. Странное чувство охватило ее: счастливое волнение, кружащее голову легким хмелем.
Может быть, в том было повинно весеннее солнце, щедро лившее в комнату потоки золотого света. Якутские дети и женщины, целую зиму сидевшие раньше в юртах, всегда радовались весне и солнечному теплу… Но сейчас такое настроение никак не соответствовало деловой обстановке заседания, и Варвара осмотрелась почти испуганно, не заметил ли кто того, что творилось с нею. Глаза ее встретились со взглядом Логунова. Логунов сидел наискосок от нее за столом президиума. От него, наверно, не укрылось ее необычайное состояние, и, возможно, чтобы обмануть его наблюдательность, она улыбнулась ему. Чуть-чуть, уголками губ… Она не успела обдумать этот маневр, он вышел не преднамеренно, сам собою, но Логунов сразу вспыхнул и потом все время посматривал на ее лицо, строго нахмуренное, но тоже так и полыхавшее румянцем.
Снег размяк от тепла, оттиски маленьких ног, обутых в резиновые ботики, остались на чьих-то глубоко вдавленных больших следах, разломавших тропинку. Логунов шел, присматриваясь, вспоминая улыбку и взгляд Варвары, брошенные ему во время сессии районного Совета. Означало ли это перемену в ее отношении к нему? Потом она выступала по докладу с таким нервным подъемом, что у Логунова от волнения пробегали по спине холодные мурашки. Девушка не прислушивалась к своим словам, как некоторые опытные ораторы, и не сбивалась, как новичок, а, увлеченная ярким представлением того, о чем говорила, сумела увлечь и слушателей. Вернулась на место под общие аплодисменты, бледная, но внешне спокойная и ни разу не взглянула в сторону Логунова. Где же ему было разобраться в ее настроениях?
Тропинка вывела его на дорогу, истоптанную множеством ног, изрезанную полозьями саней. Эта дорога вела в тайгу, сначала по левому берегу Каменушки, потом через водораздел… Куда же направилась Варвара: вверх по речной террасе или к прииску? Логунов задумался и пристыженный пошел обратно. Если бы она хотела поговорить с ним, то не ушла бы так быстро, воспользовавшись его короткой задержкой среди депутатов, и не заставила бы его рыскать по ее следам.
А Варвара была уже далеко. Выйдя из райсовета на несколько минут раньше Платона, она так и ахнула, пораженная красотой майского дня. Солнце разгулялось вовсю, прорвавшись наконец сквозь массу согретого им воздуха, и теплый золотистый его свет колыхался над землей, как прозрачные волны, ослепляя и нежа. Потом выделялись голубизна неба и белизна сверкающего снега, покрытого мокрыми крупинками, блестевшими вдали и почти черными вблизи, под ногами. Да-а, это была уже настоящая весна! Тропинка, местами разломанная пешеходами так, будто по ней проходили лоси, вывела легкую на ногу, улыбающуюся Варвару, как и Логунова позднее, на санную дорогу.
По обочинам стояли побуревшие лиственницы, опьяняющий запах тек от их изогнутых отмякших ветвей. Кусты стланика обозначались под сугробами провалами в осевшем снегу: вот-вот рванутся — и встанут, охорашиваясь и отряхиваясь на весеннем ветру. Река пока спит в своем глубоком ложе. До ледохода еще далеко. Еще промчатся по ней оленьи упряжки, на которых с часу на час должен выехать из тайги Иван Иванович.
Девушка запела вполголоса, точно ручеек зазвенел среди тающего снега, и пошла быстрее. Ее потянуло вдаль. Она отдежурила в больнице круглые сутки и теперь освободилась на два дня до следующего дежурства. Гусев отстранил ее от работы в операционной, ему помогала другая сестра, и Варвара не жалела об этом. Она не любила работать с ним, потому что его нервозность и мнительность, с которыми он оглядывал каждый предмет, переходящий от нее в его руки, были оскорбительны. Даже принимая участие в операциях молодого, не очень опытного хирурга Сергутова, она чувствовала себя лучше, но только в операционной Ивана Ивановича ее душа находилась на месте. Исполняя обязанности палатной сестры, Варвара все время с тоской и нетерпением ожидала возвращения Аржанова.