V
Прошли еще годы, и неотвратимая смерть, послушная спутница вечной жизни, сделала свое дело: унесла одного за другим тех, кто уже выполнил свою задачу. Первым умер Буррон, за ним его жена Бабетта, она оставалась веселой до самого конца. Затем ушел Пти-Да, потом Ма-Бле закрыла навеки свои голубые глаза, подобные беспредельному, вечному небу. Ланж скончался, заканчивая глиняную фигурку, изображавшую очаровательную девочку-босоножку, которая напоминала его покойную жену. Нанэ и Низ умерли, слившись в поцелуе, не успев достигнуть глубокой старости. Наконец, Боннер встретил смерть, как герой, на ногах, словно унесенный бурей труда: он умер в цехе, куда пришел посмотреть на работу гигантского молота, который одним ударом выковывал рельс.
Из всего поколения основателей и творцов торжествующего Боклера оставались в живых только Люк и Жордан; Жозина, Сэрэтта и Сюзанна окружали их любовью и вниманием. Эти три женщины, изумительно здоровые и бодрые для своего преклонного возраста, казалось, жили лишь для того, чтобы служить поддержкой и опорой мужу, брату, другу. У Люка начали постепенно отниматься ноги, он передвигался с трудом и почти все время проводил в кресле; Сюзанна переселилась в дом Люка, она с умилением и гордостью ухаживала за ним вместе с Жозиной. Люку было уже более восьмидесяти лет; он оставался неизменно веселым и полностью владел своими умственными силами; сам Люк говорил, смеясь, что он в расцвете молодости, если не считать проклятых ног, словно налитых свинцом. Сэрэтта не отходила от своего брата Жордана; он безвыходно работал у себя в лаборатории и даже спал там. Жордан был старше Люка на десять лет, он уже, как говорится, дышал на ладан, но все еще трудился с неторопливостью и методичностью, все еще был проникнут сознательной волей к труду, в то время как самые крепкие его сверстники давно уже спали в земле.
Он часто повторял своим слабым голосом:
— Умирают лишь те, кто хочет этого; те, у кого осталось невыполненное дело, не умирают. Мое здоровье очень плохо, но я все же доживу до глубокой старости и умру только в тот день, когда закончу свое дело… Вот увидите, вот увидите! Я заранее буду знать о дне своей смерти, и я предупрежу вас о ней, мои добрые друзья; я скажу вам: прощайте, мой день окончен, теперь я могу уснуть.
И Жордан продолжал работать, полагая, что дело его еще не завершено. Он вечно кутался в плед, не пил ничего холодного, чтобы не простудиться, подолгу отдыхал, лежа на кушетке, и уделял своим изысканиям лишь два-три часа в день. Но зато он работал с такой методичностью, с такой настойчивостью и продуктивностью, что ему удавалось выполнить в эти отвоеванные им часы огромную работу. Сэрэтта, внимательная, самоотверженная, не отходила от него; казалось, ее жизнь неотделима от жизни брата; она выполняла одновременно обязанности сиделки, секретаря, лаборанта — и никого не допускала к Жордану. В те дни, когда руки Марсиаля слабели настолько, что лишали его возможности осуществить задуманную работу, Сэрэтта выполняла все по его указаниям; она стала как бы продолжением его существа.
Жордан считал, что его дело будет закончено лишь в тот день, когда он сможет давать новому Городу благодатное электричество неограниченно, без счета, подобно неиссякаемому потоку воды, подобно воздуху, которым свободно дышит каждый. За шестьдесят лет работы он значительно приблизился к этой цели и последовательно разрешил ряд подготовительных, связанных с нею задач. Прежде всего Жордану удалось упразднить расходы по перевозке угля: с той поры уголь сжигался тотчас же по выходе из шахты, под котлами, и получавшаяся таким образом электрическая энергия передавалась по кабелям, почти без утечки, на заводы. Затем, после долгих изысканий, Жордан изобрел аппарат, превращавший заключенную в угле тепловую энергию непосредственно в электрическую, минуя стадию механической энергии. Иными словами, он упразднил паровой котел, и это усовершенствование дало более пятидесяти процентов экономии; теперь для работы динамо-машин достаточно было простого сгорания угля; это позволило Жордану пустить в ход изобретенные им электрические печи, которые произвели переворот в металлургии, и обильно снабжать город электричеством для общественных и домашних нужд. Но все же электричество было еще слишком дорого; а Жордан хотел сделать его даровым, доступным всякому, подобно веющему ветру. К тому же ученого охватывал ужас при мысли о возможном, более того, несомненном истощении угольных запасов земли. Быть может, не пройдет и столетия, как все запасы топлива будут исчерпаны: это повлечет за собой гибель цивилизации, остановку промышленных предприятий, паралич транспорта — и человечество застынет в холодной неподвижности, подобно огромному телу, в котором прекратилось кровообращение. Жордан с тревогой отмечал использование каждой новой тонны угля, говоря себе: еще одной тонной меньше! И он, этот хилый, томимый лихорадкой, мучимый кашлем полумертвец, терзаясь мыслью о катастрофе, угрожавшей грядущим поколениям, дал себе клятву, что не умрет, прежде чем не подарит им тот обильный источник неиссякаемой силы и жизни, с помощью которого они создадут грядущую цивилизацию и счастье. И он снова принялся за работу.