В заключение мне остается сказать, кто же из двух крупнейших романистов начала столетия оказался более великим и более влиятельным, — Жорж Санд или Бальзак.
Однако до этого я должен отвести упрек в безнравственности, который делают современному натуралистическому роману; аргументы в его пользу дают мне сочинения Жорж Санд. Разумеется, я не назову эти сочинения безнравственными, ибо считаю, что в литературе имеется только два рода произведений — талантливые и бездарные. Они могут волновать читателя в большей или меньшей степени; книги же романтического толка всего более способны, на мой взгляд, извращать умы. Дайте романы Жорж Санд в руки юноши или молодой женщины: романы эти приведут их в трепет, они западут им в душу, подобно воспоминанию о сладостном сне. После этого, пожалуй, окружающая жизнь покажется им тусклой, они затоскуют, им станет не по себе и они будут готовы на всякие глупые выходки и сумасбродные поступки. Книги эти открывают двери в страну химер с неизбежным возвращением в реальную действительность. Женщины после подобного чтения начнут считать себя существами непонятыми, как героини Жорж Санд, а мужчины станут искать приключений, осуществляя на деле тезис писательницы о святости страстей. Насколько здоровее всего этого невыдуманная жизнь, суровая правда действительности, анализ язв на теле человечества! Дайте читателю протоколы писателя-натуралиста, и, если даже вы его испугаете, вы не внесете смуты ни в разум его, ни в душу. Такие книги не оставляют места для пустых мечтаний, порождающих всевозможные ошибки и заблуждения. Самые рискованные сцены, изображение действительности в обнаженном виде, препарирование и изучение человеческого трупа — все это подчинено единому и высокому нравственному принципу: правде. Вот почему, если бы в произведениях искусства могла заключаться безнравственность, я бы назвал безнравственными истории, вымышленные специально для того, чтобы волновать сердца, а нравственными — анатомические исследования человека в интересах науки и просвещения.
Впрочем, не будем себя обманывать: в сетованиях критиков, с тоскою вспоминающих времена, когда романисты писали неправду, есть изрядная доля лицемерия. Страшные произведения, отличающиеся правдивостью, не щекочут приятно нервов; они внушают ужас и отвращение, они умеряют буйство фантазии, не позволяют смаковать перипетии идеальной любви. Сколько женщин изменяло своим мужьям с героем последнего прочитанного ими романа! Эти романы были сплошными любовными свиданиями, и правильно, что слабые души сюда не допускались. Люди, привыкшие баловать и чувства, разумеется, весьма опечалены тем, что не находят больше книг, в которых они могли скрываться от семейной жизни и тешить себя иллюзией мнимого адюльтера. Но надо же быть откровенным, — вместо того чтобы упрекать романистов-натуралистов в безнравственности, следовало бы сказать им: «Бога ради, не будьте вы так суровы и правдивы! Вы охлаждаете наш пыл, вы нас лишаете возможности волочиться за идеальными возлюбленными; от чтения ваших книг стынут чувства и пропадает желание целоваться со своею мечтой. Смилуйтесь и верните нам дозволенную аморальность наших литературных оргий!»
Я полагаю, что чувствительные сердца могут облечься в траур: роман, сплошь построенный на вымысле, умирает. И тут я подхожу к выводам. Сегодня, в итоге сорока лет литературного творчества Жорж Санд, в борьбе между правдой и вымыслом победу одерживает правда. С каждым днем величие Бальзака росло. При жизни современники спорили с ним и его отрицали. Но после смерти он высится, как колосс, в наши дни он является безусловным учителем почти всех современных романистов. Его метод возобладал, и хотя новые индивидуальности выступили на сцену и сумели сказать свое оригинальное слово, все они — лишь ветви этого могучего ствола. Я был бы не в силах перечислить последователей Бальзака; произведения его могут исчезнуть, его имя может изгладиться из памяти потомков, но влияние его по-прежнему будет сказываться на французской литературе, потому что он находился в русле современной науки, потому что он шел в ногу со своим веком. Он двигался вперед, в то время как Жорж Санд стояла на месте. Отсюда и его победа.