Из ведения Уголовной палаты дело изъято. Не знаю точно, чем это угрожает торжеству истины. Знаю только, что этот новый закон исходит от вашего доброго правительства, что бандиты встретили его воплями радости, и этого вполне довольно, чтобы я преисполнился недоверия. Почему им так этого хотелось и чего они от этого ждут? Есть ли у них веские основания радоваться? Окончательно ли наше поражение, — я хочу сказать, поражение права и чести Франции? Когда Вы увидите наших друзей, которые лучше осведомлены, спросите их об этом от моего имени, узнайте и о составе трех палат, и об истинном духе, который там господствует, и о том, каково же будет их решение. А потом понемногу информируйте и меня. С моей стороны это не простое любопытство, а желание иметь возможность предусмотреть события и прийти к определенному выводу.
Не надо слишком завидовать моему спокойствию, друг мой, не надо мечтать уединиться, уйти в пустыню, как это сделал я. Ваши страдания примут другую форму — только и всего. Чтобы перестать страдать, мне пришлось бы наглухо закрыть свою дверь и не впускать в дом свежий воздух, но вот этого я не могу сделать.
Мы с женой часто дружески вспоминаем вас обоих и мысленно общаемся с вами. Какое несчастье, что Ваша жена заболела. Тяжело, когда ко всем бедам прибавляется еще и нездоровье; нам тоже немного знакомы эти досадные осложнения — жена моя снова сильно простудилась и не выходит из дому. Да, от судьбы не жди пощады.
Мы нежно обнимаем вас обоих.
ЖОЗЕФУ РЕЙНАКУ
Четверг, 16 февраля 1899 г.
Дорогой собрат и друг, спешу написать Вам и настоятельно попросить никому не давать моего адреса. У меня есть основания предполагать, что некоторые из Ваших лондонских друзей хотят увидеться со мной и собираются обратиться к Вам с просьбой помочь им и этом. Но я твердо решил замкнуться в своем уединении и никоим образом не нарушать его. Итак, молчание и полная тайна.
То, что происходит, возмущает меня и глубоко огорчает. Я провел ужасную неделю и убежден, что они доведут свое чудовищное преступление до конца. Моему изумлению нет границ. Как сможет великая нация жить рядом с другими народами после этого открытого, выставленного напоказ злодеяния?
Мне смертельно грустно, дорогой друг, и я думаю, что Вы разделяете со мной мое скорбное чувство — такое чувство, словно все мы потеряли близкое существо.
Жена шлет Вам наилучшие пожелания.
ЭРНЕСТУ ВОГАНУ
Воскресенье, 19 февраля 1899 г.
Дорогой господин Воган, благодарю за ту лестную для меня настойчивость, с которой Вы предлагаете приступить к печатанию «Плодовитости». Разумеется, мы придем к соглашению. Несколько дней назад мой издатель, г-н Э. Фаскель, посетил меня, и я как раз просил его договориться с Вами относительно печатания этого романа.[154] Он должен зайти к Вам от моего имени.
Единственное, что меня смущает, это Ваша чрезмерная поспешность.
Я по-прежнему считаю, что как для меня, так и для газеты гораздо лучше было бы дождаться мая. Во-первых, я еще не закончил роман и все время боюсь, что какие-нибудь внезапные осложнения могут меня задержать. Во-вторых, поскольку в «Орор» пойдет «Дело Дрейфуса», газета и без того окажется в выигрыше. Не будет ли умнее попридержать «Плодовитость», с тем чтобы пустить ее сразу после «Дела», когда оно уже не будет заполнять все столбцы? К тому же, если мы победим, — на что я все еще надеюсь, — мой авторитет сильно возрастет, и Вы опубликуете книгу победителя, чье имя до тех пор, пока это не случится, будет для многих лишь символом мятежа. Я хочу сказать, что все те, кого признание невиновности Дрейфуса вновь приведет ко мне, станут Вашими читателями.
Подумайте об этом и о многом другом. Теперь Вам ясно, почему мы не должны начинать печатание раньше второй половины мая. После того как Вы увидитесь с г-ном Э. Фаскелем, мы окончательно уточним дату, и Вы сможете поместить извещение о предстоящей публикации романа. Этот заблаговременный анонс будет даже полезен.
Благодарю за те выражения симпатии, о которых я узнал из Вашего письма. Передайте борцам, таким решительным, таким мужественным, что я всем сердцем с ними.
154
Роман «Плодовитость» появился на страницах газеты «Орор» в июне 1897 года и в октябре 1899 года вышел отдельным изданием у Э. Фаскеля.