Смешно предполагать, что война минует Латвию, пройдет стороной. Мы находимся на перекрестке дорог. Восточные границы реакционной Европы проходят у Зилупе и Индры[12]. Ульманис и его клика не покладая рук готовятся к войне с Советским Союзом. Фактически они давно уже запродали страну Гитлеру и другим империалистам в качестве удобного плацдарма для грядущей войны.
Сейчас, товарищи, самое время, чтобы полным голосом заговорить с народом. Надо открыть ему глаза, рассеять ядовитый туман лжи, которым отравляют его буржуазная пресса и пропагандистский аппарат Валяй-Берзиня[13]. Мы знаем, что ищейки из охранки с ног сбились от усердия, что тюрьмы переполнены, что на каждой фабрике, в каждом учреждении сидят десятки шпионов. Но всех в тюрьмы не упрятать! Чем больше будет бесноваться правящая клика, тем быстрее будут расти ряды наших борцов. Так за работу, товарищи!
Каждому участнику собрания по отдельности Силениек поручил конкретное задание. Кроме существующей типографии, он решил организовать еще одну — резервную, чтобы в случае провала первой бесперебойно выпускать газету. Для распространения литературы он назначил еще нескольких молодых членов организации и увеличил вдвое число связистов на крупных предприятиях.
Суровые, выстраданные ценой многих благороднейших жизней традиции подполья руководили каждым шагом коммуниста. Излишнее любопытство могло привести к непоправимым бедам, поэтому никто не обижался, если его не информировали о том, что не входило в круг исполняемой им работы.
У каждого участника собрания была своя кличка. Самые испытанные, надежные товарищи только в редких случаях знали друг друга по именам или кто где работал. Иной раз знали, например, что на таком-то заводе есть свой человек, выполняет партийные задания, но известен он был только руководителю организации или Центральному Комитету.
На своей родной земле, среди своего родного народа, лучшие сыны его были окружены сетью ловушек, расставленных слугами господствующей клики, и каждое неосторожное слово, каждый необдуманный шаг грозили их великому, благородному делу. Любой из них с первых шагов своей героической и опасной работы свыкся с мыслью о возможном аресте.
За час все было закончено. Силениек роздал заранее доставленные сюда брошюры и воззвания, и все стали расходиться. Уходили по двое, причем Силениек указывал, кому с кем идти. Это была последняя предосторожность. Если бы на собрании оказался провокатор, он некоторое время — во всяком случае не менее часа — находился бы под контролем своего спутника. За это время остальные участники могли спокойно разойтись по домам.
Силениек подсадил на велосипед Айю и покатил к городу. У моста через Юглу Айя села в автобус, направляющийся к центру, а Силениек поехал домой. Уверенно звучал звонок его велосипеда, предупреждая неосторожных пешеходов. На дне корзинки лежало несколько подосиновиков, маслят и лисичек.
Нет, не зря прокатился он в лес за грибами!
Глава вторая
— Слышали? — еле переводя дух, выпалил Прамниек и сел за столик между Освальдом Ланкой и Гартманом.
В погребке гостиницы «Рим» было необычно малолюдно. Посетители, не задерживаясь болёе пяти минут выпивали кружку пива, закусывали и торопились уйти! Что-то гнало их на улицу, домой, к друзьям, все были чем-то возбуждены.
Эрих Гартман лениво потянулся к пепельнице, стряхнул пепел и удивленно посмотрел на Прамниека. Вид у того был взбудораженный, густые волосы прилипли к влажному лбу; концы галстука выбились из-под старого, испачканного красками пиджака, — очевидно, он выбежал из дому в чем был.
— Вы это про Зандарта спрашиваете? — широко улыбаясь, спросил Ланка. — Да, он у нас вчера выиграл в тотализатор тысячу семьсот латов. Вот угощает теперь друзей, — и он похлопал Зандарта по жирной спине.
12
Возле города
13
«Валяй-Берзинь» — прозвище Берзиня, министра общественных дел в правительстве Ульманиса.