— Мне надо сначала сообщить Айе, — может, не отпустит.
— Как это не отпустит? — возмутился Чунда. — Будь покойна, я сам с Айей поговорю.
— Эрнест… разве это правильно, что мы удираем?
— Не путай двух вещей, — начал сердиться Чунда. — Удирать — это одно, а ехать по делам — совсем другое.
— Не знаю, право, формально… может быть, но по существу… Видишь ли, Эрнест, мне стыдно…
— Ну, знаешь, если мы с такими предрассудками будем подходить к серьезным вещам… — Чунда пожал плечами и недовольно замолчал.
…Едва забрезжило, как маленький «мерседес-бенц» переехал мост через Юглу и на полной скорости понесся по Псковскому шоссе. Эрнест Чунда, как старый вояка, обвесился всем находившимся в его распоряжении военным снаряжением. Раскрытый планшет лежал на его коленях, и он время от времени наклонялся взглянуть на карту. Сбоку висел огромный пистолет в деревянной кобуре, а бинокль Чунда все время держал в руке, как полководец, обозревающий с возвышенности поле битвы. Настроение у него было приятно возбужденное.
Забившись в угол кабины, Рута угрюмо молчала. Когда на шоссе случался затор и машине приходилось останавливаться, молодая женщина вся сжималась. Она стыдилась людских взглядов. Ей казалось, что они всё знают и презирают ее.
Ночью с 26 на 27 июня к Силениеку в райком пришел неизвестный человек. Некоторые видели его раньше, но никто не знал, где он работает и как его зовут.
— Доложите товарищу Силениеку, что пришел Кирсис, — сказал он рабочегвардейцу, охранявшему вход в райком.
— По какому делу?
— Он знает.
Когда Андрею доложили о позднем посетителе, он отпустил помощников и, предупредив, чтобы никого не впускали, пока он будет занят разговором, велел позвать его.
Он запер дверь на ключ и сел рядом с Кирсисом на диван.
— Ну, что, друг? — спросил Андрей, ласково глядя на него. — Прежний уговор остается в силе?
Кирсис утвердительно кивнул головой.
— Я пришел проститься, Андрей… Неизвестно, удастся ли потом. Пришло время зарыться поглубже в землю.
— Верно, Роберт, тебе пора скрыться.
Они разговаривали полушепотом. Временами даже одними взглядами и жестами.
Оба голубоглазые, оба светловолосые, они даже чертами лица походили друг на друга, так что их можно было принять за братьев, только Силениек был на полголовы выше. Они и действительно были родственниками, но об этом никто не знал.
— Ты все уже получил? — спросил Силениек.
— Все, до последней мелочи. Передатчик спрятал в надежном месте, у лесника. Типографию мы вчера доставили на нашу Чиекуркалискую базу, а оружие и боеприпасы зарыты в дюнах.
— А как со средствами?
— Если экономно расходовать, хватит года на три, — двадцать золотых часов, кольца с бриллиантами и еще кое-какие ценные вещи. Но это на особые нужды. Как только начнем действовать — на себя заработаем. Кстати, опоздай мы немного, и драгоценности увезли бы. Эшелон государственного банка ушел вчера ночью.
— На твою долю оставили бы, у нас была договоренность с управляющим банком. А как с документами, Роберт?
— Все в порядке.
— Радиошифр?
— Уже согласован.
— А настроение как, Роберт?
— Нормальное. Я знаю, что риск велик, а разве раньше мы не рисковали? Ведь какая это большая честь — получить от партии такое задание! Мои ребята так гордятся…
— Ты смотри за ними, чтобы не действовали очертя голову. На первых порах вам надо жить тихо-смирно. Пока не легализируетесь. Слушайте московское радио. Старайтесь почерпнуть из латышских передач указания относительно вашей работы. Ну, а если все связи нарушатся, — допустим таксе положение, — то действуйте самостоятельно, по своему усмотрению, в зависимости от ситуации. Таково указание товарища Калнберзиня.
— Он о нас знает?
— А как же! Он хотел вас проинструктировать сам, но от этого пришлось отказаться в целях конспирации.
Они поговорили еще некоторое время, затем Кирсис встал и начал прощаться.
— Пора, Андрей.
Андрей тоже поднялся с дивана. Два сильных, закаленных человека несколько мгновений глядели друг на друга, смущенно улыбаясь, точно стыдясь своих чувств. Потом пожали друг другу руки, крепко обнялись и поцеловались.