Площадь, как и все места боев, загромождена танками и пушками, везде валяются трупы. А кругом горы щебня и гигантские каменные решетки стен, сквозящих пустотой окон. Многоэтажные, с обломанными углами, с обрушенными перекрытиями, стояли эти серые стены как скалы на фоне синего неба. В бывшем сквере ни деревца — одни пеньки торчат из сугробов, и опять на каждом шагу мертвые танки, пушки, обломки самолетов и трупы.
— Вот как закончилась в Сталинграде военная авантюра гитлеровцев. — Иван Иванович огляделся по сторонам. — Что они сделали с нашим городом — дважды героем!.. И сами дошли до последней степени разложения. Но в Берлине как будто ничего не знают: армия уничтожена, а командующему дали звание фельдмаршала. Да-да-да… Паулюс получил это звание в день своей сдачи в плен. Совершенно непонятно, почему Гитлер повысил его в момент полного разгрома!
На трибуну уже поднимаются генералы — командиры дивизий, члены военных советов и командармы.
— А наш Василий-то Иванович настоящий джигит! — рассказывал недалеко от Варвары казак с Дона, не спускавший глаз с Чуйкова. — Любому черкесу не уступит.
— Ну уж и черкесу! Те ведь сызмальства на конях, — усомнился кто-то из молодых солдат, но на него зашикали, тронулись, всей громадой подались к трибуне.
Иван Иванович, оберегая Варю, придерживая ее под здоровую руку, с мальчишеской гордостью смотрел на выступавших с трибуны, которые обращались к народу и армии со словами привета.
Ответно дрогнула вся площадь и точно приподнялась: тысячи шапок взлетели над радостно взволнованной толпой.
Варя тоже бросила свою ушанку, но не поймала ее и весело посмотрела на Ивана Ивановича, который размахивал шапкой и кричал «ура». В этой же толпе кричали «ура» Наташа с Ваней Коробовым, и Петя Растокин, и Василий Востриков, и Платон Логунов. Тут же стоял и прослезился от волнения капитан затонувшего «Гасителя», а потом командир бронекатера Трофим Петрович Чистяков, и повариха Тамара Спирина была здесь. Где-то, слитые с толпой в порыве общего ликования, стояли Решетов, Злобин, Галиева, Софья Шефер, Лариса. Подоспевшее мирное население смешалось с защитниками города, оставив в стороне узлы, ряд груженых санок, забыв на это время о своей бездомности: теперь все казалось легко преодолимым. А мальчишки — и здешние, и примчавшиеся с левого берега из Краской слободы — шумели больше всех и выше всех бросали свои шапчонки.
— Ты что это? — испуганно прикрикнул Иван Иванович на Варю, увидев ее растрепанную, непокрытую голову, насунул ей до самых бровей большую шапку и огляделся: поискал, куда же она закинула свою. — Туда же! — любовно сказал он, поднимая затоптанную ушанку и отряхивая ее.
День был сурово морозный, но февральское небо над городом ярко синело. Ослепительно блестели полыньи на волжском плесе и оледенелые склоны высот над Красноармейском, точно облитые золотой глазурью. Тишь-то какая установилась! Сразу превратился Сталинград в глубокий тыл: войска, отбившие атаки фашистов в районе Среднего Дона, уже по Донбассу шагают…
Кажется: кончилась война — так далеко отодвинулась угроза смерти. Каждый чувствует, точно гора свалилась с плеч. Победили и живы остались. Однако у всех навернулись слезы, когда, склонив обнаженные головы, почтили минутным молчанием память погибших.
«Как жаль, что нет сейчас с нами дорогого Дениса Антоновича, то-то торжествовал бы он! Многих не стало за эти пять с половиной месяцев, — подумал Иван Иванович. — Но великий подвиг они совершили! Недаром написано на развалинах стен, на самом берегу Волги: „Здесь стояли насмерть гвардейцы Родимцева. Выстояв, мы победили смерть“. Какие гордые и какие правдивые слова».
— О чем ты задумался? — спросила Варя.
— Я думаю о том, что Сталинград показал всему миру, как велика дружба советских людей. «Выстояв, мы победили смерть».
1950–1954 гг.
Москва — Сталинград