— Слыхала, будто девочка, а хорошо не знаю, — ответила мать.
Айя с грустью замечала, что мать уже не та сильная, деятельная женщина, которая вырастила их с Петером, которая своим ничтожным заработком помогала мужу учить детей и поддерживать их, когда они были в тюрьме, у которой всегда был свой смелый, ясный взгляд на все события. Дряхлеющая, апатичная старушка, точно одинокое, высохшее дерево. С ней уже нельзя было говорить обо всем, как раньше, она все воспринимала с какой-то старческой ребячливостью. «Рано ты постарела, милая, добрая мамочка, — думала Айя. — Но ты еще должна вынянчить внуков. Может быть, с ними и сама помолодеешь?»
…Несколько дней спустя Айя с Марой встретились на улице. То был незабываемый день цветов, знамен, улыбок и встреч. В Ригу вступал латышский корпус. У Сортировочной станции полки построились в походную колонну, затем двинулись по Лубанскому шоссе и через Московский район направились к центру города.
— Помнишь ночь тридцатого июня? — спросил Жубура Петер Спаре, когда колонна стала подходить к городу.
Жубур молча кивнул ему. По этим же вот полям он уводил своих рабочегвардейцев в ту страшную ночь.
«Как хорошо вернуться домой большим, сильным, работать на благо народа!»
Любуясь, смотрел он на своих товарищей.
Со строгим юношеским лицом шагает впереди своего батальона майор Закис. Скоро он станет подполковником и начальником штаба полка — приказ уже есть. Капитан Рубенис не старается блеснуть особо бравой выправкой, он улыбается во весь рот, и от этой улыбки искреннего, цельного человека всем становится весело. Капитан Спаре выделяется среди роты своим ростом. Он держится прямо, а сам делает вид, что не замечает, как за его спиной расстраиваются четкие ряды гвардейцев. В строй вливаются с тротуаров мужчины и женщины — братья, сестры, невесты, друзья латышских стрелков. Улыбается полковник Соколов, улыбается генерал: на их глазах нарушен воинский устав, но у командиров не находится резкого повелительного слова.
— Пусть! Ведь это бывает только раз в жизни!
Звенит мостовая, гудит весь город: его сыны вернулись! В их руках самый бесценный дар — победа и свобода! В ритм шагов, в гул приветствий, проникнутых любовью народной, вплетаются сотни рассказов, тысячи радостных и горьких вестей.
Под липами бульвара Свободы стоит человек с костылями. Пустая штанина подвернута и заколота выше колена. На груди у Эвальда Капейки два ордена и медаль партизана Великой Отечественной войны.
— Привет! Привет! — Он машет рукой, с силой опираясь другой на костыль. Друзья тотчас замечают его, хотя вокруг волнуется человеческое море. От колонны отделяются молодой подполковник и два капитана, они подходят к нему, обнимают и отдают ему свои цветы. Гвардейцы сажают его на орудие, и Эвальд Капейка едет вместе с теми, кого чествует сегодня благодарный народ.
В первое воскресенье после прихода в Ригу Петер Спаре, Аугуст Закис и Аустра получили на два дня отпуск и собрались съездить к родным. Полковник Соколов сам предложил им свою трофейную легковую машину. Суббота у Аугуста прошла в непривычных хлопотах: ему хотелось повезти родителям и младшим братьям и сестренкам гостинцев, но ничего подходящего в городе достать не удалось. Тогда он уложил несколько плиток шоколада, бутылку хорошего вина и собранные за время войны вещички, по большей части сделанные руками стрелков: трубку, мундштук, коробку из плексигласа, любительские фотографии; не забыл захватить и все деньги, которые накопились у него за несколько месяцев.
— Не думай о таких мелочах, — говорила брату Аустра. — Мы для них дороже всяких подарков. Особенно ты — подполковник!
Аугуст действительно вчера только надел подполковничьи погоны.
Выехали они до света. Аугуст устроился рядом с шофером, Аустра с Петером сидели сзади. Ветер обжигал их лица, но что он мог им сделать после московских морозов и метелей, после ильменских ветров и туманов. Мимо них скользили рощи, голые поля и темные еще крестьянские дворы. Изредка выскакивал на дорогу пес и удивленно лаял на ранних путешественников; еще реже встречались подводы.
«А мой завод все-таки цел, — думал Петер, когда машина проехала мимо штабеля прошлогодних — бревен. — Хорошо, что Мауринь вернулся. Вначале он приглядит, чтобы все шло как следует, а потом… ох, и дел же! А может быть, меня после демобилизации не пустят на прежнюю работу? Впрочем, это еще видно будет, когда я сниму военный мундир. Повоевать еще придется».
— Тебе не холодно, Аустра?