Побежали вниз. Наскоро умылись, наскоро чмокнули дядю и тетю, наскоро высосали по чашке чая с молоком (придумают же для детей такое наказание!) — и вылетели за дверь.
Во дворе каждый занят был своим делом. Толстый котенок играл под кухонным окном яблочной кожурой, наступал на конец лапкой, тянул ее зубами, — только отпустит, а кожура опять штопором завьется; прачка стирала у колодца в колоде, — изо рта у нее торчала половина румяного яблока, и ей было очень трудно: надо было и стирать, и локтем отмахивать нависавшие на глаза волосы, и подталкивать плечом яблоко во рту, чтобы не упало в белье; ленивая хрюшка тоже возилась с яблоком, перекатывала его с места на место, будто в крокет сама с собой играла… А кухаркин племянник Колобок (прозвали его так потому, что толстый был и непоседа) складывал у сарая под вязом корявые, сморщенные яблочки в кучу и потом стал строгать ивовый прутик. Заострил конец, зубами сдернул кору.
Приезжие мальчики заинтересовались и подошли поближе.
— Ты зачем такие худые выбрал? — спросил Вовка. — Есть хорошие надо.
— Я не для еды. Я пулять буду.
— Как пулять?
— А вот смотри… Отойди-ка маленечко.
Колобок насадил тугое яблочко на острый прутик, взмахнул рукой, и яблочко с легким свистом улетело под облака.
— У меня и балаболки есть. Тоже пулять можно…
Он раскрыл висевшую у него через плечо холщовую сумочку и с гордостью показал им горсть светло-зеленых, точно лакированных, шариков.
— На картохах растут. Балаболки называются… Только яблоки выше летят.
Ведь вот в городе до такой чудесной пальбы и не додумались. Вовка вздохнул, выбрал яблочко потуже и потянулся к палочке.
— Можно?
Насадил, вынес ногу вперед, замахнулся… но яблоко, будто домовой под руку толкнул, совсем не в ту сторону понеслось, — прямо в кухонную раму — бум! Хорошо, что не в стекло… Поросенок шарахнулся под крыльцо, индюк, совершавший вдоль забора моцион, негодующе выругался, сердитая кухарка с поварешкой в руке до половины высунулась из окна. Но браниться громко не могла, потому что у нее изо рта тоже торчало недоеденное яблоко.
— Упирай! — шепнул из-за вяза Колобок. — Она, ух какая… — и бросился сквозь высокий бурьян в сад. За ним, закрыв лицо от хлещущих шершавых стеблей, городские мальчики. Значит, не так это просто «пулять» научиться. Можно и стекло высадить и, не дай Бог, дяде в пенсне попасть, — вот он у крыльца в бричку садится, в город едет.
Колобок в саду каждую яблоню знал, точно сам их насадил когда-то. И когда Петя или Вовка поднимал с земли и надкусывал первое попавшееся яблоко, Колобок пренебрежительно махал рукой:
— Нашел чего кусать. Вона там у пруда, видишь дерево толстенное… Ты попробуй, скус-то какой…
«Скус» действительно был необыкновенный. Сладкий сок хлюпал во рту, восковая мякоть хрустела и пахла медом, ладаном и самым-самым отборным ландринским леденцом. А надкусанное простое яблочко летело в траву на поживу муравьям и земляным пчелам, и через несколько минут укус покрывался ржавой каемкой.
У пруда, заросшего конским щавелем, придумали забаву. На корму опрокинутой плоскодонной лодки поставили старую, отливающую радужными красками, бутылку и стали в нее с трех сторон стрелять яблоками. Взволнованные утки, будоража зелененькую ряску, с криком поплыли прочь, оставляя за собой светлый, колыхающийся след. Яблоки летели градом, но бутылка, словно подсмеиваясь, стояла как ни в чем не бывало. Тогда Вовка рассердился и ухнул в нее валяющимся под ногами яблоневым сучком. Горлышко звякнуло, и бутылка заколыхалась на воде.
— Не по правилу стреляешь, — обиделся Колобок.
— Ты не понимаешь… Это я из тяжелого орудия.
Что на это скажешь? Колобок и Петя в азарте стали добивать плавающую бутылку комьями поросшей травой глины, обломками кирпича, пока ее, бедную, не доконали.
А Вовка решил показать Колобку-деревенщине городскую затею, — это тебе не балаболки. Выкатил из сарайчика два старых колеса и бочонок, приставил по бокам к бочонку колеса и под открытый край бочки подложил кирпичи, чтоб в небо смотрела.
— Это что ж будет?
— Царь-пушка. По слонам стрелять… — важно отрезал Вовка. — Давай-ка по бокам ядра складывать.