Собаки не было — это самое главное. Люди ушли. Белка потопталась на месте, цокнула и легче теннисного мячика перелетела в лодку.
Подумайте только, всю провизию с собой унесли. Всю до крошки! Только картуз с маслинами да спички на скамейке забыли. Но зачем же белке маслины и спички?
Распластав хвост веничком, она юркнула вниз. Банки какие-то. Скверно пахнут. От автомобилей всегда такой запах… Внизу, посреди лодки, какая-то блестящая штука с масляными лапками и трубочками. Больше ничего и нет. Кто же пыхтит? Кто же везет? Быть может, у них в лодке под водой большой морской ерш привязан? Потыкают ему зонтиком в спину, а он рассердится, запыхтит и бросится вперед, как собака на цепи… А лодка за ним. Нет, под носом в воде ничего не видно. Должно быть, забрался под киль и отдыхает.
Под газетой на корме белка наткнулась на странную штуку. Свернувшись клубком, лежал диковинный зверек: острая темная головка, оскаленная пасть… «Ты, ты! Попробуй укусить, я тебя за переносицу так и цапну!..» Но зверек лежал неподвижно. О! Да у него под спиной ничего нет! Ни живота, ни лапок. Стеклянные глазки… И весь он снизу подшит малиновой шелковой дорожкой.
Да, да… Белка вспомнила: человеческие мамы ведь своего меха не имеют и часто кутаются в чужие шкурки… Ах, как это бессовестно! Одна двуногая мама, — белка сама видела, — даже надела на себя двойную шкурку, снаружи какой-то темный зверек, а внутри вся подкладка… из белок! Злодейка какая…
Белка ползком облазила-обнюхала всю лодку. Чудесный случай! Семейство это погуляет, поест и, конечно, к вечеру вернется в Лаванду. Чего же лучше? Но куда спрятаться? Чтоб не попасться им в лапы, чтоб ей не вставили стеклянные глазки и не подшили живот малиновым шелком…
В шкафике у носа лежали старые тряпки. Белка протиснулась как можно глубже, завернулась в них и устало закрыла глаза. Ух, как воняет от этих тряпок тухлым маслом и автомобильной отрыжкой! Но что же делать… Нечего было на чужие корабли сдуру шлепаться. Надо уж как-нибудь ради своих детей и свободного, привольного житья дотерпеть. Тихонько пискнула, свернулась в муфточку, хвостом накрылась и задремала.
Бух! Бух-бух!! Бу-бу-бух!!!
Белка встрепенулась. В лодку прыгнул мальчик, потом его папа, потом тяжелая мама. По звуку слышно.
Голоса довольные, смеются… Конечно, кто поел, отчего ж ему не смеяться. Белки тоже, когда сыты, смеяться они не умеют, — а как угорелые гоняются друг за дружкой, скатываются и перелетают с ветки на ветку. Это тоже вроде смеха…
Уселись. Тах-тах-тах-тах-тах — зафыркал мотор, да так быстро, точно конь, который с места в карьер понес… Но остепенился и стал строчить плавно и четко. Похлестывая по крутым бокам, зашипела волна. Белка потянула носом: ох, как тряпки нехорошо пахнут! А что, если чуть-чуть высунуть рыльце на свежий воздух?
И высунула. Совсем близко от нее сидел мальчик и рылся в кармане. Мама его на корме папину палку от скуки в воде полоскала. А папа стоял посередине, в маленькой норке, и что-то покручивал…
Что же это, однако, мальчик из кармана вытащил? Грызет! Шелуху в море бросает, ветер ее вбок относит… Китайские орешки!
И точно кто белку на веревочке потянул: вылезла из тряпок, шаг за шагом по дну лодки к ногам мальчика подобралась… Мальчик половину орешка случайно не доел, на пол она упала.
Белка за орешек, ничего не видит, ничего не слышит, села на задние лапки и лущит, только кисточки на ушах трясутся.
Посмотрел мальчик невзначай себе под ноги, увидал пушистую зверюшку, да как крикнет на весь залив:
— Ма-ма! Белка!!
Белка так и взвилась. Хорошо, что через край лодки не перелетела. Сидит на скамье, против мальчика, дрожит, а в голове все перепуталось: и китайские орешки, и стеклянные глазки, которые ей теперь вставят, и вода кругом, и чужие папа с мамой, которые не меньше ее ошеломлены, но ни стрелять, ни резать как-нибудь ее не собираются.
А уж мальчик так, чудак, и заливается:
— Мамочка! Это она к нам с острова забралась? Да? Это теперь будет мой самый лучший друг… Да? И она будет спать со мной всю жизнь! Ты позволишь, правда?
И высыпал на скамейку перед белкой все свои орешки, все до последнего.
Видит белка, что не так уж дела ее плохи. Мальчик спать с ней собирается, орешков дал, мама его сквозь лорнетку на нее смотрит, ахает и любуется, папа пальцами пощелкивает — «фить, фить!» — точно белка собачонка какая-нибудь.