— Ты знаешь, — говорит она, вернувшись в радостном волнении, — в матросском купе, в уголке, сидит, совсем задавленный, Саша Черный. Зови его сюда, на свободное место.
Знакомы мы не были, только раз в давке у буфета, на каком-то литературном вечере, нам его указали, но жена не сомневалась нисколько.
У матросов дым стоял коромыслом, накурено до синевы, бутыли то и дело закидывались над развеселыми головами, а воспоминания о покинутых „дамах“ и предвкушение атаки парижанок могли бы заполнить не одну главу специальных „романов“…
Единственный, несколько ошеломленный, свидетель этого коллективного творчества, в молодых и необыкновенно живых глазах которого светилась и подавляемая досада, и явная насмешка над своим незавидным положением, а на губах играла улыбка — „попался, брат! и так до самого Парижа!!!“ — был, ну конечно же, — Саша Черный. Какие могли быть сомнения? — такие лица бывают только у русских интеллигентов и, в особенности, у наших питерских. <…>
— Вы — Саша Черный?
— Да.
— Пойдемте, у нас есть место.
Со вздохом облегчения, но без всякого удивления, Саша Черный, захватив свой небольшой, поношенный, но добротный чемоданчик русской работы, последовал за мною» (Станюкович Н. В. Саша Черный//Возрождение. Париж, № 169. С. 123). Крестословица — русифицированное наименование слова «кроссворд», принятое в эмиграции. Автором его считается В. Набоков.
Чудесное лето. С. 203–213. …широченная французская кровать. Слонам на ней валяться. — Обращает внимание, что в этом высказывании и нижеследующих описаниях присутствует некая отчужденность, с налетом иронии и даже легкого раздражения. Подобный взгляд — взгляд стороннего наблюдателя, гостя в иноземном жилище — был для Саши Черного, видимо, неслучаен. К примеру, аналогичный перечислительно экскурсионный подход в его стихотворении из цикла «Французский дом»:
Спальня
(ПН. 1930, 10 мая.)