— Сударь, — ответил Пьер, внимательно оглядев незнакомца, — вы, как видно, принимаете меня за кого-то другого, ибо я не имею чести знать вас…
— Зато я вас знаю, — возразил тот, — и притом настолько хорошо, что читаю сейчас в ваших мыслях так же ясно, как ясно вижу дно вот этого ручейка, текущего у ваших ног. Вы чем-то встревожены и так озабочены, что вот уже четверть часа, как я иду за вами по пятам, а вы этого даже не заметили. У вас какое-то горе, это написано на вашем лице. А хотите, я скажу, о чем вы сейчас думали?
— Сделайте одолжение, — улыбаясь, сказал Пьер, начиная подозревать, что имеет дело с помешанным.
— Пьер Гюгенен, — произнес незнакомец таким уверенным тоном, что наш герой невольно вздрогнул, — вы думали сейчас о бесплодности всех ваших усилий, об ожесточенных сердцах, которые не удалось вам смягчить, обо всем том, что парализует ваши силы, вашу энергию, что мешает вам осуществить ваши благородные замыслы.
Пьер был потрясен; этот неизвестно откуда взявшийся, словно выросший из-под земли человек подобно зеркалу отражал самые сокровенные его мысли. Он почти готов был поверить в чудо, он был смущен, чуть ли не испуган и не в силах был произнести ни единого слова.
— Мой бедный Пьер, — продолжал между тем незнакомец, — вы разочарованы, вы пали духом, — и у вас есть для этого все основания. Проповедовать глухим, размахивать факелом истины перед слепцами — занятие бесплодное. Никогда не высечь нам огня из их бесчувственных сердец, никогда не искоренить этих жестоких нравов. Хоть человек вы и выдающийся, но и вам не под силу такое чудо. На вашем товариществе подмастерьев надо поставить крест.
— Да вы-то что об этом знаете? Как можете вы так уверенно говорить о вещах, о которых понятия не имеете? Разве вы ремесленник? Разве занимаетесь нашим ремеслом?
— Мое ремесло лучше, — отвечал незнакомец. — Я слуга человечества.
— И надо полагать, на вас возложено немало обязанностей, — насмешливо покачав головой, сказал Пьер. Симпатия, которую начинал было вызывать у него незнакомец, сразу же сменилась чувством недоверия.
Однако тот, вновь проявляя удивительную свою проницательность, не смущаясь, ответил ему с подкупающей улыбкой:
— А вот теперь, дорогой мастер Гюгенен, у вас мелькнула мысль, не служу ли я в полиции и не провокатор ли я.
Пораженный этим новым чудом, Пьер прикусил губу.
— Если подобная мысль и пришла мне в голову, — сказал он, помолчав немного, — то, согласитесь, вы сами дали мне для этого основания. Вы так странно вдруг заговорили со мной, я вас совершенно не знаю…
— А что особенного в том, что я заговорил с вами на дороге? — сказал незнакомец. — Почему это вызывает у вас какие-то подозрения? Или вы принадлежите к тем, кто дрожит при одном намеке на конспирацию и готов принять за жандарма собственную тень?
— Бояться мне нечего, я вообще не из пугливых, — отвечал ему Пьер.
— А если так, то перестаньте дичиться меня, — продолжал незнакомец. — Перед вами человек, который путешествует с целью изучить людей. Пламенно любя человечество, я исследую все классы общества, всюду разыскивая людей просвещенного ума и благородного сердца, и когда мне случается встретить такого на своем пути, я всякий раз испытываю желание сойтись с ним покороче.
— Итак, — улыбнувшись, сказал Пьер, — вы избрали себе ремеслом человеколюбие. Однако если судить о вашей деятельности по вашим же словам, людям от вас не так уж много пользы; ведь знакомства вы ищете только с лучшими из них, то есть с теми, кто не нуждается в исправлении. Выходит, путешествуете вы исключительно ради собственного удовольствия. Будь я на вашем месте, я тратил бы свое время с большим толком — я стал бы разыскивать людей невежественных или заблудших, чтобы просвещать их или же наставлять на путь истины.
— Вижу, не зря мне о вас говорили, — сказал незнакомец, в свою очередь улыбнувшись. — У вас весьма здравые суждения, и вы хорошо владеете логикой. С вами нужно держать ухо востро.
— Не подумайте, что я осмеливаюсь спорить с вами, — мягко сказал Пьер. — Если я задаю вопросы, то потому, что хочу знать…
— Так знайте же, мой друг, я равно пекусь и о тех и о других. Этих я уважаю, тем сострадаю, но все они — мои братья, и всем им я преданный брат. Но не кажется ли вам, что в наши дни, когда приходится бороться, с одной стороны, против тирании и растлевающего ее воздействия, с другой — против клерикализма со всем его изуверством, самая неотложная задача — это собрать воедино всех способных людей, чтобы всем вместе договориться о том, как начать дело освобождения?
— Не могу представить себе, — улыбаясь, сказал Пьер, — чтобы для этого мог понадобиться вам такой человек, как я. Мне ли учить других? Я и сам-то не знаю, с чего и как начать.
— Сейчас я объясню, каким образом можете вы содействовать мне в моих намерениях и целях. Вы хорошо знаете народ, вы сами принадлежите к нему, хотя и резко отличаетесь от него своим умственным развитием. Вы можете многое подсказать мне, надоумить, какими путями просветить его, как лучше всего распространить и насадить в этой среде здравые политические идеи.
— Да я сам рад был бы, если бы кто-нибудь надоумил меня на этот счет! Неужто же вы действительно ждете от меня помощи в столь великом и трудном деле? Да вы просто смеетесь надо мной! Разве вы не понимаете, что бедный рабочий не способен указать вам путь к высокой этой цели и единственное, что он может сделать, — это робко пойти вслед за теми, кто согласится повести его за собой по такому пути!
— Теперь я вижу, что, несмотря на чрезмерную вашу скромность, мы понимаем друг друга. Буду же говорить с вами без обиняков. Если есть у вас желание участвовать в великом деле физического и нравственного освобождения народов, найдутся добрые люди, которые встретят вас с распростертыми объятиями. Вам не дадут больше прозябать в той темной среде, в которой вы, по-видимому, намерены были оставаться; вам предоставлено будет благородное поле деятельности, и недюжинные ваши способности найдут достойное применение. Я провел в Блуа несколько дней — и не терял времени даром. Я хорошо осведомлен о вас и достаточно знаю теперь, на что вы способны. Я видел вас, наблюдал за вами. Мне удалось завязать некоторые связи, о которых впоследствии вы еще узнаете. Мне известно, что, наряду с необычайным мужеством, вам свойственен дух миролюбия; этот дух не мог найти применения в тех недостойных схватках, в которые вы оказались вовлечены, но может еще принести огромную пользу нашей родине, когда вы вступите на поприще более широкое, благодатное и достойное вас. Больше я вам ничего сейчас не скажу. Для этого мне необходимо было бы полное ваше доверие, а на него я пока еще не вправе рассчитывать. Это дело времени, надеюсь не столь далекого. К тому же мы входим в город, а для меня чрезвычайно важно, чтобы нас не видели вместе. Прошу вас об одном: справьтесь обо мне. На этой карточке вы найдете имена тех лиц, к которым вам следует обратиться; приходите по указанному адресу, день и час обозначены там же, вам достаточно будет предъявить эту карточку. Отправляясь туда, вам придется соблюдать некоторые предосторожности, об этом вам в свое время скажут. Можете привести с собой кого-нибудь из друзей, но таких, за кого вы можете ручаться, как за самого себя. А засим прощайте, и до скорой встречи!
Незнакомец крепко пожал рабочему руку и торопливо пошел прочь.
ГЛАВА XIV
Пьеру некогда было долго раздумывать по поводу этой странной встречи. Слишком много было у него неотложных забот, ибо, несмотря на тяжкое душевное состояние, он продолжал делать все, что только в его силах, чтобы помочь несчастным своим товарищам. Сознание этого священного долга помогло ему превозмочь и боль разочарования и тревожную мысль об отце, нетерпеливо ждущем его. Весь день вместе со старейшиной и несколькими членами товарищества бегал он из тюрьмы в больницу, а оттуда — к судьям и адвокатам. Ему удалось добиться освобождения нескольких подмастерьев, арестованных без достаточных оснований. Открытое лицо, энергичность и врожденное красноречие Пьера произвели в префектуре впечатление, и ему не решились чинить препятствий. А назавтра его ожидали еще более печальные обязанности.