— Ну как, нравится?
Я усмехнулся:
— Еще бы!..
Я счел, что сейчас неподходящее время задавать девушке вопросы, и мы доели цыпленка в молчании. Затем Лейла заказала грибы, побеги бамбука и соленый имбирь. А в заключение — миндальный пирог. На этот раз я сдался. Я сидел, покуривая сигарету, и поражался: как может такая миниатюрная девочка проглотить столько продуктов.
Через двадцать минут она отложила палочки и удовлетворенно вздохнула.
— Вы получили удовольствие?
Я смотрел на нее с восторгом. Человек, который может столько съесть и при этом сохранить стройную фигуру, заслуживает уважения.
— Да, огромное, — ответил я.
Она улыбнулась.
— Можно взять у вас сигарету?
Я подал ей сигарету и щелкнул зажигалкой.
— Может быть, вернемся в отель? Самое время заняться любовью. После такого обеда это было бы совсем неплохо.
— Еще рано… — сказал я. — У нас впереди целая ночь. Расскажи мне о Германе Джефферсоне. Ты сказала, что у него появились деньги через три месяца после женитьбы. Откуда?
Она нахмурилась. Я видел, что предмет беседы — Джефферсон — ей наскучил.
— Не знаю. Джоян не говорила мне. Она только сообщила, что Герман ее бросил. Перестал в ней нуждаться, так как сам начал делать деньги.
— Она не сказала тебе, каким образом?
— Нет, это не мое дело.
— Он не вернулся назад?
— О, время от времени он возвращался к ней. — Лейла состроила гримасу. — Мужчинам нужно разнообразие. Но приходил только переночевать.
— Что сделала Джоян, когда он оставил ее?
— Что сделала? — Лейла удивленно посмотрела на меня. — Что же ей оставалось делать? Она продолжала работать, как и раньше.
— Развлекала джентльменов?
— А как же иначе она могла жить?
— Но если у Джефферсона появились деньги, а Джоян была его жена, то он должен был давать ей что-то.
— Он не давал ничего.
— Ты знаешь, где он поселился, уйдя от нее?
— Джоян сказала мне, что Герман снял у китайца-игрока большую виллу на Рипали-бей. Я видела ее. — Лейли завистливо вздохнула. — Там очень красиво… Мраморная лестница спускается к самому морю. А в маленькой гавани — лодка с мотором.
— Джоян бывала там?
Лейла покачала головой.
— Ее не приглашали.
Подошел официант, кланяясь и непрерывно улыбаясь, подал счет, который оказался до смешного маленьким. Я расплатился, а Лейла в это время наблюдала за моей реакцией.
— Это был прекрасный обед.
— Тогда, может быть, пойдем в отель и займемся любовью?
Я находился в Гонконге, где царила странная атмосфера подчинения людей своим чувствам и потребностям. Мой отказ огорчил бы ее. Кроме того, я еще ни разу не спал с китаянкой. Мне подумалось, что ее приглашением не стоит пренебрегать.
— Хорошо, — я поднялся со своего места. — Вернемся в отель.
Покинув ресторан под несмолкаемый аккомпанемент палочек, мы вышли в темную шумную ночь и медленно пошли по Натан-роуд.
— Может, вы купите мне небольшой подарок? — беря меня под руку, попросила Лейла.
— А что бы ты хотела?
— Сейчас покажу.
Мы прошли немного вперед, и она подтащила меня к витрине небольшого магазина.
— Мне бы хотелось иметь на память о вас колечко. Пусть недорогое. — Мы вошли в лавку, и она выбрала кольцо с поддельным нефритом. Невесть какое, но девушка была от него в восторге. Ювелир запросил сорок гонконгских долларов. Лейла отчаянно торговалась и наконец получила украшение за двадцать пять.
— Я всегда буду носить его, — сказала она, с улыбкой глядя на мой подарок. — И всегда буду вспоминать о вас. А теперь скорее в отель!
Она потерялась, когда мы сходили с парома.
Даже сейчас я толком не могу понять, как это произошло. К нам двинулось такси, и в это время трое здоровенных китайцев толкнули меня. Один из них извинился на чистом английском языке, в то время как двое других неподвижно стояли рядом со мной. Затем вся троица села в поджидавший их автомобиль и они уехали.
Когда я опомнился, Лейлы не было. Казалось, тротуар разверзся и поглотил девушку.
Пятнадцать бесполезных минут я провел у широкого причала в поисках Лейлы. Тревога не покидала меня. Убедившись, что ее здесь нет, я отправился в гостиницу.
Старик портье все еще дремал за своей конторкой.
— Лейла не возвращалась? — с надеждой спросил я.
Он поднял на меня тяжелые веки, безучастно взглянул и ответил:
— Я не говорю по-английски.