v
Love labour’s lost
— Где же вы?
Вечно непосредственные, нашей юной жажды
утолители.
Где же вы?
Юного безумия добрые целители?
Где же вы?
— Там же, где и были —
в Гренландии и пыли —
Скептически губы застыли,
мы начисто нынче былое забыли.
Стояли на пороге, да не знали дороги.
Думали вечно свечами гореть
у изголовий юных безумцев,
но нынче мы ищем иное.
— Что же вы?
Те, кто так любовь ценили, ради одних ее усилий.
Что же вы?
Те, кто все терять готовы, но не обрести оковы.
Что же вы?
— Терпеть мы вечно не могли.
Не претерпеть того, что нам готовит плеть.
Мы вечно не могли хотеть, хотеть…
Теперь любовь не цель для нас, а средство!
Зачем манить обратно в детство нас?
Желанья ваши были святы, но — плачевно! —
лежал под пологом хромой и умный бес,
и он желал совсем иначе, что ж — поплачем —
но все и впредь останется как есть…
vi
Машина ищет хозяина
Здесь, под окном, где я вечно стоял,
принося обломки спирали,
Сквозь боярышник, скрывший места наших
тайных курений,
вечно рыщет дорога, и по ней вечно рыщет Машина.
Вечно рыщет и ищет Хозяина вечно.
Без шофера, сама по себе, утыкается бампером
влажным
и случайно сшибает в ночи зазевавшихся пьяниц.
Вечно рыщет машина во тьме.
Пусть вся музыка хищных вечерних гуляний утихла,
все же рыщет машина, и знак номерной
так же полон ее оживляющих букв.
И лишь только один питекантроп, вечно один
питекантроп,
ловит машину под утро и загоняет в гараж.
vii
Morrison’s Song
Я плачу о мачо…
Ему не понять, что бродяга иначе,
чем он, достигает блаженства, вниманья
восторженных женщин с цветами желанья.
Я плачу о бывшем и настоящем…
О бывшем, в цветах
Настоящим не ставшем.
Змея с президентскою дочкой жила,
Нерон где-то бегал, окутавшись шкурой,
но грех человечества не был натурой,
хотя грех всегда — отражение зла.
Я плачу о том,
кто все это напишет,
о том, как в потемках
устало он дышит.
Я сын адмирала,
тень блудного сына,
но та субмарина,
в которой мы плыли…
…он в ней не повинен.
Наивное — глупо?
И свято!
viii
Кофе на небесах
Ангелы вторглись, чтобы весть возвестить
Горлом своим всем детям заснувшим.
Боже! — пришли времена — мы их ждали
за чашкою кофе
со всеми друзьями на небесах.
Ангелы въехали в мою форточку на мотоциклах,
с радостным воплем, на крыльях неся
хлопья первого снега — Боже! — мы снова
подымаемся, пав,
со всеми друзьями на небесах.
ix. Baila, mi hermana (pasada segunda)
Танцуй, моя сестра, танцуй!
Тело женщины, бейся и вейся,
На объятия снова надейся.
Танцуй, моя сестра, танцуй!
Мы еще повторим нашу жадность
К немедленным переменам.
Мы еще повторим, повторим —
Непременно!
Танцуй, моя сестра, танцуй!
Это все отступленья: давши раз представленье,
Мы немного устали…
Повторяем сначала!
Ведь не зря ангелы влетали в мою форточку
Танцуй, моя сестра, танцуй!
«Кто ест пюре из яблок…»
Сорвала Ева с древа
не натуральный плод,
А было это, верю я,
пюре или компот!
Кто ест пюре из яблок
По утренней поре,
Тот в тысчу раз счастливей
Не кушавших пюре.
Возьмем мы для примера:
К девице шел кюре
Затем, чтоб исповедать.
Бьет крест по сутане,
Глаза сверкают шало,
Дрожит, как жеребец,
Видавший виды малый —
Ну девице конец!
— «Святой отец!» — «Покайся!
Спасать я падших рад.
А лучше раздевайся —
Так требует обряд».
Летят чулки, подвязки:
Чтоб душу упасти,
Какой не веришь сказке?
— «Ах, девица, прости!»
Поругана невинность —
Но ловок наш кюре:
Чтоб девицу утешить,
Подносит ей пюре.
Ах, дьявольские сети!
Учитесь у кюре,
Живущие на свете,
Дарить другим пюре!
Студент собрался милой
Подарок подарить…
Но денег нет в кармане,
Да и не может быть.
А если бы и были,
Так что же? Все равно
Для дам искать подарок
Мужчинам мудрено.
Убеждены мужчины,
Что тысячи сортов
Духов и прочей дряни,
А равно и тортов,
Даны товарам этим
Лишь с целию одной:
Чтобы как можно круче
Расправиться с мошной.
Куда ж идти студенту?
И где искать ответ?
Печально настроенье,
Как прерванный минет.
Но чрез тысячелетья
Мерещится кюре:
«да отвяжись от бабы!
Пусть лопает пюре!»