«Когда мы утонем в холоде…»
когда мы утонем в холоде,
сведенные судорогой,
наши глаза подберут
и будут играть
голубыми снежками и прочими
когда мы утонем в холоде,
широкую белую спину
ледового демона
в сизых мурашках
увидим впервые воочию
и разные стили мы изберем, утопая,
но выплыть не сможем
из сизого пара,
холодильником нашего мозга рожденного,
из сизого пара,
на лес гипербореев похожего
все более безразлично
взирая на теплые руки
и тихие звуки
дыхания светлого,
будем с трудом различать мы тепло
в окружающих лицах,
скользя по летейской воде
безразличья
бутоны невыпавших градин
друг другу даря,
мы будем на пляжах лежать Января,
там, где граничат моря Позавчера
и снежных песков меловые поля
богиней Фригидой мы будем наказаны,
только поскольку
мы часть своей жизни
прошли по дороге тепла,
но с холодом взглядов и губ удалимся
в страну, где всегда неподвижны все лица,
в страну безмятежную
Позавчера
все боги отпрянут
от наших холодных сердец,
растирая спиртом
побелевшие пальцы
у люка в страну мерзлоты
в поблекшем от осени городе,
где вышедшие случайно наружу
женщины-сосульки
тают и оставляют мокрый след,
заканчивающийся полувысохшим пятном
когда ты утонешь в холоде,
приходи ко мне по адресу
Большакова 101, кв. 74,
ибо у меня есть большой холодильник,
в котором мы сможем поддержать
свое существование
между банкой с селедкой
и огурцами
в волшебной стране Позавчера,
отделенной от Завтра
металлической дверцей
приходи,
приходи в Позавчера,
принося замерзшее сердце
«Земля зимой — огромный белый заяц…»
Земля зимой — огромный белый заяц,
прядающий полосками ушей;
он в собственном дыханье замерзает,
выкусывая звезды, словно вшей.
Земля зимой — принцесса в горностаях,
с румянцем на обветренных щеках.
Она щетиной льдинок обрастает,
Сухие листья вновь перелистав.
Но кроме белых — разных красок
полно… Смотри! вот янтари —
пролитым у забора квасом —
собачьей капелькой мочи.
И канарейкой яркой — лыжный след
срывается с горы, перекрывая
отсветов розовых уютный свет
и кружево кусков коры кровавой.
И на Земли ребристом крае
краснеют два обломка льда:
как будто бы огромный заяц ранен
или принцесса тает со стыда.
«Ты — переписчик мой, небрежною лакуной…»
Ты — переписчик мой, небрежною лакуной
Перекосивший замысел стиха,
Задуманного вечером безлунным,
Когда рука еще была тиха
И не кричала, языком тяжелым,
Перо ворочая с немыслимым трудом;
Еще не полнилось безжизненным рассолом
То, что звала живительным прудом.
Не плавали за льдами роговицы,
Пугая белым брюхом, рыбы дум,
И, черновик открыв с любой страницы,
Найти возможно было страсть и ум.
Перепиши! Иль перепишем вместе?
Дай строй строкам могуществом души!
Я знаю: ошибешься в том же месте…
На всякий случай все ж — перепиши!
Прикосновение к запястью
Прослушивает скорбный доктор пульс.
Он собирает в скляночку удары:
В азарте собирателя такого раритета,
Как человеческой души ударные моменты,
Он забывает о синеющем больном.
Не так ли, наслаждаясь пониманьем,
Приговорил к агонии пожизненной
Раскованную душу,
Открывшую тебя
Как новый континент?