Это был и не мой голос. Говорил он, надо думать, на английском. При каждой моей попытке исхитриться его поймать он тут же умолкал или удалялся, и сцена мутнела. Удачнее всего было бы сравнение со зрительной формой, создаваемой частичками пыли на ресницах, или же с «мухами» на сетчатке - червеобразной формой, которую видишь до тех пор, пока не смотришь на нее прямо, но как только пытаешься, на нее взглянуть, она с движением глазного яблока моментально ускользает.
Я потерял к происходившему всякий интерес. По мере того, как я слушал, голос становился более сложным. То, что я воспринимал как голос, все более походило на то, как если бы кто-то нашептывал мысли мне в ухо - или, точнее, что-то думало за меня. Мысли были вне меня. Что это так, я не сомневался, потому что мог одновременно фиксировать свои собственные мысли и мысли «другого».
В какое-то мгновение голос создал сцены, автором которых был молодой человек и которые не имели никакого прямого отношения к моему первоначальному вопросу о пропавших вещах. Молодой человек выполнял очень сложные действия. Эти действия вновь приобрели значение, и я больше не обращал внимания на голос. Я начал терять терпение; я хотел остановится. «Но как это сделать?» - подумал я. Голос в ухе сказал, что нужно вернуться в каньон. Я спросил, как это сделать, и голос ответил - подумать о своем растении.
Я подумал о своем растении. Обычно я сидел перед ним, и делал это так часто, что визуализировать его не составило никакого труда. Увидев растение, я решил, что это очередная галлюцинация, но голос сказал, что я вернулся! Я напряг слух. Была только тишина. Растение datura передо мной было не более реальным, чем все, что я только что видел, но я мог его коснуться, мог двигаться вокруг него.
Я поднялся и пошел к машине, но почти сразу выдохся, сел и закрыл глаза. Меня подташнивало, кружилась голова. В ушах звенело. Что-то скользнуло мне на грудь. Это была ящерица. Я вспомнил предостережение дона Хуана, что ее нужно отпустить. Мне было все равно, мертвая она или живая. Я разбил горшок с пастой и набросал на него ногой земли. Потом еле добрался до машины и провалился в беспамятство.
Четверг, 24 декабря 1964
Сегодня я пересказал свое приключение дону Хуану. Внимательно меня выслушав, он сказал:
- Ты сделал опаснейшую ошибку.
- Знаю. Это была страшная глупость. Случайность.
- Никаких случайностей, когда имеешь дело с «травой дьявола». Говорил я тебе, что она все время будет тебя испытывать. Я так понимаю, что ты или очень силен, или же в самом деле у нее любимчик. Центр лба - только для великих брухо, которые в совершенстве освоили обращение с силой.
- А что обычно происходит, когда человек смажет себе пастой лоб, дон Хуан?
- Если только он не великий брухо, то попросту никогда не вернется.
- Ты сам когда-нибудь мазал себе пастой лоб, дол Хуан?
- Никогда. Мой бенефактор говорил мне, что из такого путешествия возвращаются лишь очень немногие. Человек может отсутствовать в течение многих месяцев, и другим приходится за ним все это время ухаживать. Мой бенефактор говорил, что ящерицы могут взять человека хоть на край света и показать по его заказу самые немыслимые тайны и чудеса.
- А ты знаешь кого-нибудь, с кем такое было?
- Да. С моим бенефактором. Но он никогда не говорил мне, как оттуда возвращаться.
- Неужели возвращение такое трудное?
- Безусловно. Вот почему то, что с тобой было, для меня в самом деле поразительно. Ты делал все совершенно вслепую, а мы обязаны соблюдать строжайшую последовательность, потому что только так приобретают силу. Иначе мы ничто.
Воцарилось долгое молчание. Я видел, что он о чем-то глубоко задумался.
Суббота, 26 декабря 1964
Дон Хуан спросил, искал ли я ящериц. Я сказал, что искал, но не смог найти. Я спросил, что было бы, если бы одна из них умерла у меня в руках. Он сказал, что смерть ящерицы - плохой знак. Если ящерица с зашитой пастью умрет, то нет смысла продолжать колдовство. Кроме того, это будет означать, что ящерицы порвали со мной дружбу, и дальнейшее обучение с «травой дьявола» нужно надолго отложить.
- Как надолго, дон Хуан? - спросил я.
- Года на два или больше.
- А что было бы, если бы и вторая умерла?
- Со смертью второй тебе уже грозит серьезная опасность. Ты остаешься один, без проводника. Ничего еще, если она умерла до начала колдовства, - его еще можно оставить, заодно распрощавшись с «травой дьявола». Но вот если бы ящерица умерла у тебя на плече, когда колдовство уже началось, тогда пришлось бы его продолжать, а это уж действительно безумие.
- Почему безумие?
- Потому что в этом случае все теряет смысл. Ты один, без проводника, и видишь устрашающие и бессмысленные вещи.
- Что значит - бессмысленные?
- То, что мы видим сами по себе. Вещи, которые мы видим, когда лишены направления. Это значит, что «трава дьявола» хочет от тебя отделаться, отшвырнуть наконец прочь.
- А ты знаешь кого-нибудь, с кем было такое?
- Да. Со мной. Без мудрости ящериц я бы сошел с ума.
- Что же ты видел, дон Хуан?
- Кучу чепухи. Что я еще мог видеть без направления?
Понедельник, 28 декабря 1964
- Ты говорил, дон Хуан, что «трава дьявола» испытывает людей. Как это понимать?
- «Трава дьявола» - как женщина, и, совершенно как женщина, она льстит мужчинам. Она ставит ловушки на каждом шагу. Ты, например, попался, когда она заставила тебя помазать пастой лоб. На этом не кончится, и ты, скорее всего, опять попадешься. Смотри в оба. Не увлекайся ею; «трава дьявола» - лишь один из путей к тайнам человека знания. Существуют и другие пути. Главная ее ловушка - заставить тебя поверить, что этот путь - единственный. Запомни: глупо ухлопать жизнь на один-единственный путь, особенно если у него нет сердца.
- А как узнать, дон Хуан, что этот путь не имеет сердца?
- Прежде чем ты решишься на этот путь, спроси себя: имеет ли он сердце? Если ответ будет - нет, значит так оно и есть, и нужно искать другой путь.
- Но как я смогу наверняка узнать, имеет ли этот путь сердце?
- Это может любой. Беда в том, что никто не задает себе этот вопрос; обычно человек слишком поздно понимает, что выбрал путь без сердца, когда уже стоит на краю гибели. В этой точке лишь очень немногие имеют силы оставить свою устремленность и отойти.
- Как правильно задать себе этот вопрос?
- Просто задай его.
- Я имею в виду, существует ли какой-нибудь специальный метод, чтобы я не обманулся и не принял отрицательный ответ за положительный?
- Почему это ты обманешься?
- Ну, скажем, потому, что в этот момент путь будет казаться приятным и радостным.
- Чушь. Путь без сердца никогда не бывает радостным. Уже для того, чтобы на него выйти, приходится тяжело работать. Напротив, путь, у которого есть сердце, всегда легкий: чтобы его полюбить, не нужно особых усилий.
Тут он вдруг заявил, что «трава дьявола» мне очень нравится, и я был вынужден признать, что во всяком случае испытываю к ней предпочтение. А как я отношусь к его союзнику - дымку, спросил он, и мне пришлось сказать наконец, что сама мысль о нем наводит на меня дикий страх.
- Что я говорил: когда выбираешь путь, надо быть свободным от страха и честолюбия; но дымок ослепляет тебя страхом, а «трава дьявола» - честолюбием.
Я возразил, что честолюбие необходимо даже для того, чтобы выйти на какой угодно путь, и что его утверждение, будто следует быть свободным от честолюбия, не имеет смысла. Чтобы учиться, уже необходимо честолюбие.
- Желание учиться - это не честолюбие, - сказал дон Хуан. - Стремление к познанию - наша судьба, потому что мы люди; но искать «траву дьявола» - значит стремиться к силе, а не к познанию. А это и есть честолюбие. Смотри, чтобы «трава дьявола» тебя не ослепила. Она завлекает мужчин и дает им ощущение силы, с нею они уверены, что могут совершать такие вещи, которые обычному человеку не снились. Но в этом ее ловушка. А потом путь без сердца обернется против человека и его уничтожит. Немногое нужно, чтобы умереть, и искать смерти - значит ничего не искать.