С 1946 года я руковожу Крымским отделением ССП, редактирую альманах «Крым», с 1947 года являюсь членом редакционной коллегии журнала «Знамя», с которым, в основном, связана вся моя литературная жизнь.
В послевоенные годы мне пришлось довольно часто бывать за рубежом: в Праге, Вене и Берлине — в связи со сценарием «Падение Берлина», в США — в связи с Всеамериканским конгрессом в защиту мира. Зарубежные впечатления подсказывают новый роман. Но я не могу забыть и того восторга, который был вселен в меня когда-то народной Ферганской стройкой. Я в долгу перед ней. Я в долгу перед Юлиусом Фучиком, с которым познакомился в Москве в 1935 году и о котором следовало бы создать героический фильм. Я в долгу перед Севастополем. В общем, перелистывая записную книжку, понимаю, что надо написать больше, чем написано, и написать намного лучше, чем удавалось это делать до сих пор.
Живу — работаю с уверенностью, что это все-таки удастся.
П. Павленко
БАРРИКАДЫ
Роман
Вырывайте кресты из земли!
Они все должны стать мечами.
Посвящение
Роман написан с чувством, какое возникает при первом представлении о летах нашего детства и отрочества. Он не история, и в то же время не вымысел, он ощущение нашего прошлого.
Так иногда, вспоминая происшествия ранних лет, первый жизненный опыт и первые попытки изменить мир по-своему, мы соединяем в одно: и то, что действительно было, и то, что рассказано старшими. Есть в нашей памяти такие житейские случаи, в которых собрано все, что когда-либо случилось с нами или вокруг нас.
Перебирая страшные повествования об отдельных жизнях семьдесят первого года, я вспоминал другие жизни и другие, позднейшие в истории годы, — и между теми и другими протягиваю полотнище этого посвящения.
Пусть оно звучит, как сегодняшний лозунг, вздернутый между домами, над улицей.
Я посвящаю повествование памяти:
Войне Иокинена,
финна, сына рабочего, журналиста, одного из основателей подпольной КПФ, убитого в дни заговора в Ленинграде в августе 1920 года;
Жанны Лабурб,
первой французской женщины, расстрелянной в Одессе французскими интервентами за дело русского Октября;
каменщика Франсуа Берто Лепети,
пришедшего в нашу партию от бакунинского анархоюродства и кропоткинского анархолиберализма. Он погиб в океане в 1920 году;
Раймонда Лефевра,
делегата КИ, писателя, написавшего книгу «Революция или смерть», которая прозвучала, как голос человека, нашедшего потерянную жизнь; Лефевра, погибшего так же, как и Лепети, в сентябре 1920 года в океане;
Леопольда Линдера,
коммуниста Эстонии, убитого без суда;
товарищей Оупп и Мескасу,
умерших в Ревеле под ногами жандармов;
Джона Рида,
писателя;
Мустафы Субхи,
турка, повешенного белогвардейцами вниз головой в Симферополе в 1919 голу;
рудокопа Вильяма Джона Хьюлетта,
приехавшего из Валисса и умершего в России;
садовника Туомаса Хюрскюмурто,
убитого в дни финского заговора в Ленинграде, в августе 1920 года;
корейца Хоя,
расстрелянного японцами. Пробив грудь его, пуля вышла через спину и взломала проволочный узел на кистях его рук, и руки успели еще подняться высоко над головой в знак упрямства и в подтверждение последнего крика: «Если б знать, что, умирая ничего не сделав, я все-таки умираю за революцию!»;
перса Идаета Эминбекли,
погибшего с оружием в руках при обороне Астрахани от белых банд в 1919 г., в день, когда ему исполнилось 83 года.
Наблюдение действием
На рассвете Париж восстал.
События — как толпа любопытных — первыми немедленно окружили монмартрскую драму.
Никто не сумел бы объяснить причин веселой уверенности города в исходе давно ожидавшегося столкновения, если б уверенность не складывалась из необходимости. Лавки, которые любят запираться из-за драки в чужом квартале или обыска в соседнем округе, торговали даже в районе стрельбы, и улицы были забиты народом, как в дни больших общественных праздников. Банки не отметили даже самого ничтожного колебания ценных бумаг, точно события в Монмартре касались распорядка уличного движения. Раненых запросто развозили с Монмартра на биржевых фиакрах, как жертвы ярмарочной толкотни. Вереницы пустых извозчиков весело неслись из центра навстречу этому неожиданному занятию, напоминая кортеж затевающейся свадьбы. На ходу в экипаж прыгали люди в цилиндрах и кепи, немедленно придавая легкомысленному движению пустых экипажей вид важной процессии.