– «Когда же мы едем?» – спросил он. – «Сию минуту: лошади оседланы и все готово». – «Куда?» – «Узнаешь после». – «Но у меня плохая лошадь», – возразил он.
– «Падет, дадим заводную». – «А где возьму я пищу?» – «Станем кормить тебя». – «Я ваш душой и телом, – сказал он, простирая ко мне руку, – для вас я оставляю своего товарища, которого люблю как сына, для которого я был отцом. Вы не забудете его, если ваши обстоятельства изменятся к лучшему». – Он позвал киргиза Чеку, который оставался при наших вещах, и поручил ему сказать своему товарищу, чтобы он ждал его, ждал лучших дней в ауле Исета. – Горько плакал Чека, расставаясь с нами: бедный, он предвидел свою участь.
На коня! – фырканье лошадей и мельканье теней на горизонте было замечено сторожившими нас киргизами: они подняли тревогу; надобно было торопиться; шум и суматоха увеличились; сбежались зрители и действователи, но в совершенной темноте не знали куда обратиться, как преградить нам путь. Мы отправились, и на топот коней раздалось несколько выстрелов. Крупной рысью пронеслись мы с версту и, оставив позади себя погоню, крик и проклятия, остановились, чтобы привести в порядок наш отрядец, состоявший из 14-ти человек: каково же было наше поражение, когда, по счету, одного не оказалось. Сначала я думал, что не было Мугамета, но он откликнулся на зов; стали всматриваться в лицо каждого: не было переводчика! – Я послал Мугамета отыскивать его вокруг каравана, и вскоре Мугамет явился с отрицательным ответом. Что было делать? Кинуть его на жертву ожесточенной толпы, не попытавшись даже исторгнуть из нее, было незаконно и невозможно по многим отношениям; ехать назад… Еще раз послал я Мугамета, разведать в караване об участи потерявшегося.
Резкий буран сек нас прямо в лицо. Лошади, испуганные перестрелкой и темнотой ночи, фыркали и рвались; погоня, казалось, попала на наш след, потому что крики ее стали доходить до нас. Вдруг послышался конский топот и, вслед затем, показался всадник: это был переводчик! Испуганная лошадь унесла его, было в сторону: он опустил поводья и вверился совершенно инстинкту верного животного, несколько времени носил его добрый конь по степи, пока не заслышал фырканья лошадей, с которыми свыкся, и невредимо принес его к нам. «Слава Богу!» – Камень отлег от сердца. «Вперед!» – «А Мугамет?» – Некогда было ждать его. С тех пор я ничего о нем не слышал.
Глава III
Предосторожности наших вожатых; они открывают барантовщиков; еще барантовщики; последние убегают, но первые только скрываются; их хитрости; условные знаки. Барантовщики нападают на нас, но без успеха. Причины и следствия редкого убийства во время баранты. Бедственная ночь. Сайгачники. Чушка-кульский лагерь.
25-го Ноября. – Чушка-кульское (Акбулакское) укрепление.
Степь представляла точное подобие безграничного, взволнованного моря: мы ринулись в него на борьбу с буранами, которые могли смести и сам след существования нашего, на встречу с барантовщиками, этими корсарами пустыни, которые рыщут особенно здесь, на песчаном пространстве, отделяющем Большие барсуки от наших укреплений; угрожаемые хивинскими отрядами, преследуемые погоней Карабашевцев, мы были на стороже денно и ночно.
С рассветом погода прояснилась; оба наши киргиза кружили по возвышениям и зорко выглядывали даль. Вскоре, старший из них, Кул-Макбет, осадил коня и пристально, неподвижно, уставил в одну точку свои, изощренные навыком, глаза; к нему подъехал Ниаз, а вслед и мы.
– Барантовщики! – сказал Кул-Макбет, указывая на горизонт.
– Не Карабашевцы ли?
– Нет, «чернь»[12] не в той стороне. – Мы устремили вдаль свои взоры, но не могли ничего отличить; только самые зоркие из нас приметили какую-то рябь на горизонте.
– Вот один из них едет поодаль, – продолжал киргиз, прищурив глаза, которые он не сводил с предмета своих наблюдений, – вот воротился во всю прыть назад, к своим: они открыли нас.
– Куда они направляются? – спросил я.
– Сначала ехали по тому же направлению, как и мы, а вот, теперь, своротили: или боятся или заманивают нас.
– А сколько их?
– Очень много, – отвечал один.
– Нет, – возразил другой, – их не так много; они гонят табун лошадей. – И между нашими киргизами завязался спор.
– Видишь ли, как тихо идут они: ясно, что возвращаются с баранты; кони устали, а отбитые табуны их задерживают.
– Нет, они едут на баранту и сберегают своих лошадей.
– Зачем они то и дело меняют путь, – видишь, какие узлы плетут по дороге!
– Нечего терять дорогое время, – сказал я, – едем!
12
Прилежащие к степи жители объясняют этим словом едва приметный, чернеющийся вдали предмет.