Когда впервые было сообщено о высадке, мы предсказывали, что эпидемии будут худшим врагом союзников, если кампания затянется. И вот эпидемия свирепствует в своей худшей форме и усугубляется, по крайней мере, поскольку речь идет о британцах, из рук вон плохо поставленным обслуживанием. Действительно, о больных по этой причине так мало заботятся, что лорд Раглан был вынужден сделать медицинскому персоналу энергичное внушение. Но и этого мало. Врачи находятся в Константинополе, запасы медикаментов в Варне, а больные в Балаклаве. Разве это не великолепная иллюстрация к новой военной доктрине, недавно изложенной Луи Бонапартом в Булони, согласно которой каждая армия, для того чтобы занимать хорошую позицию, должна находиться в треугольнике? По мере того как время года становится более суровым, заболевания усиливаются, полки тают, — британский полк, насчитывавший при отправке 1000 человек, может теперь выставить не более 600 боеспособных солдат, — а операции продолжаются все таким же медленным темпом. Рутина верховного командования — плод сорокалетнего обучения в мирных условиях — не может быть поколеблена такими мелочами. Пусть погибнет армия, лишь бы Севастополь был взят согласно уставу ее величества!
При обычных осадах осаждающие всегда стремятся придвинуть свои передовые батареи возможно ближе к вражеским укреплениям, и шестьсот или семьсот ярдов считаются уже большим расстоянием. Но при большой осаде, как эта, тем более, если она направлена преимущественно против простых полевых укреплений, должно действовать, по Раглану, противоположным образом. Враг позволяет нам подойти на семьсот ярдов, но мы никогда не должны делать того, что желает враг. Так говорит Раглан, и он ставит свои батареи на расстоянии 2500–3000 ярдов, — факт, который мы сочли бы невероятным, если бы сводки в этом отношении оставляли место хоть для малейшего сомнения. Затем он подходит на 1500–1200 ярдов, и на вопрос, почему он не открывает огня, он, наконец, заявляет, что брешь-батареи, чтобы вести эффективный огонь, должны находиться на расстоянии 300 или 400 ярдов от тех укреплений, в которых должны пробить бреши! В отдаленных батареях обязательно имеются ланкастеры[298] и дальнобойные десятидюймовые орудия, так как британские артиллеристы, по-видимому, придерживаются того мнения, что эти орудия, как телескопы, годны к употреблению лишь на большом расстоянии. Действительно, вопрос о стрельбе на дальние дистанции, вполне уместный в отношении морских орудий, в применении к сухопутной артиллерии внес больше путаницы и беспорядка, чем принес пользы; примером могут служить эти смехотворные батареи.
Обращенные к суше укрепления Севастополя, вызвавшие все эти гениальные и хитроумные маневры, состоят из следующих сооружений: на западной стороне (против которой ведут атаку французы) выдвигаются один или два фаса Карантинного форта. Позади него находится стена с бойницами, которая тянется до конца Карантинной бухты и заканчивается на холме круглой башней, которая служит внутренним опорным пунктом для земляных укреплений, возведенных вокруг нее. Отсюда до верхнего конца гавани проведена стена приблизительно в три фута толщины, охватывающая, таким образом, Севастополь с юго-запада. Эта стена, говорят, вовсе непригодна для обороны, хотя ее легко можно было бы привести в порядок; она поэтому защищена небольшими, расположенными впереди ее земляными укреплениями. От конца гавани на восток до Корабельной бухты (фронт британского наступления) вообще нет каких-либо регулярных оборонительных средств, если не считать двух башен, окруженных и защищенных люнетами, наподобие той, которая описана выше. Кроме того, здесь есть несколько земляных укреплений неправильной формы, и все это образует защищенный лагерь без особых претензий, если верить сделанным на месте эскизам, опубликованным капитаном Биддалфом. Во всяком случае, на эскизах нанесена только одна оборонительная линия, состоящая из сооружений, открытых с тыла; здесь не видно закрытых редутов, которые русские вообще очень любят. Но трудно поверить, чтобы все было именно так. Если бы действительно нужно было взять только одну эту линию, англичане давно должны были это сделать штыковым боем. Надо думать, что позади имеется вторая линия редутов.
Все русские укрепления вооружены тяжелыми морскими орудиями; это лучшее применение, какое русские могли им дать. Но стреляют они из них из рук вон плохо. Целыми днями и ночами русские палят из этих орудий по неприятелю, и из ста снарядов попадает в цель один. Возможно, что именно эта плохая стрельба побудила лорда Раглана открыть свои траншеи на безопасном расстоянии в 3000 ярдов. После трехдневной бомбардировки, проведенной флотом и армиями союзников, сообщают, что англичане пробили со своей стороны одну брешь; французам с их стороны еще не удалось это сделать. Как только они пробьют брешь, должен начаться штурм. Что при 200 орудиях такого огромного калибра понадобится три или четыре дня, чтобы сломить сопротивление этих оборонительных сооружений, показалось бы невероятным, если бы мы не знали из достоверного источника, на каком почтительном расстоянии были поставлены батареи союзников.
Вот все, что мы можем сообщить о достигнутых до сих пор результатах; чем бы ни увенчались эти операции, можно сказать с достоверностью, что осада Севастополя останется единственной в своем роде в военной истории.
Написано Ф. Энгельсом 30 октября 1854 г.
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4236, 15 ноября 1854 г. в качестве передовой
Перевод с английского
Печатается по тексту газеты
Ф. ЭНГЕЛЬС
КАМПАНИЯ В КРЫМУ[299]
Наши читатели несомненно будут поражены тем новым настроением, которым пронизаны сообщения с крымского театра военных действий, доставленные вчера пароходом «Балтик» и публикуемые сегодня на наших столбцах. До сих пор комментарии британской прессы и отчеты британских и французских корреспондентов о ходе и перспективах войны отличались высокомерием и надменной самоуверенностью. Теперь в них сквозит чувство тревоги и даже смятение. Теперь все признают, что такого превосходства союзных армий над их противниками, какое ранее провозглашалось, не существует. Севастополь оказывается сильнее, Меншиков как генерал — более способным, а его армия — гораздо значительнее, чем предполагалось. Вместо верной и решительной победы французам и англичанам теперь возможно предстоит позорное поражение. Это настроение рисует и наш ливерпульский корреспондент, англичанин, склонный ко всем патриотическим увлечениям и предрассудкам своих соотечественников, и это же настроение проявляется в весьма энергичных действиях обоих правительств, французского и английского. Делаются отчаянные усилия, чтобы ускорить переброску подкреплений к Севастополю. Из Соединенного королевства уже отправлены все солдаты до последнего; много пароходов отдано под транспорты. Вперед отправили 50000 французских солдат, и все это в надежде поспеть на театр военных действий вовремя, чтобы принять участие в последней, решающей битве.
В субботу мы поместили большое количество документов, относившихся главным образом к более ранним стадиям осады и частично успешному, но все же в общем незадачливому сотрудничеству флотов; сегодня мы их дополняем официальными донесениями о кровопролитной атаке Липранди на союзников под Балаклавой и отчетами о дальнейшем ходе боевых действий, которые, надо признаться, все были весьма неблагоприятны для союзников. Тщательное ознакомление с этими документами показывает, что сложившееся положение хотя и затруднительно для союзников и даже вызывает опасения, как мы уже не раз указывали, все же едва ли так тяжело, как это представляется нашему ливерпульскому корреспонденту. Мы не думаем, чтобы им угрожало что-нибудь худшее, чем вынужденное отступление и посадка на корабли. С другой стороны, для них все еще не исключена возможность захватить город в результате отчаянного и кровопролитного штурма. Но как бы то ни было, вопрос, по нашему мнению, должен решиться значительно раньше, чем подкрепления, отправленные из Франции и Англии, смогут прибыть в Крым. Кампания явно подошла к поворотному пункту; в результате уже осуществленных маневров, а также допущенных промахов и оплошностей ее характер определился и исход предрешен. Располагая достоверной и неоспоримой информацией об основных событиях, мы можем теперь сжато и кратко изложить весь ход борьбы.
298
299
Начало данной статьи, как и ряда других, носит следы прямого вмешательства редакции «New-York Daily Tribune», стремившейся придать военным статьям Энгельса, печатавшимся в газете в качестве передовых, характер статей, написанных в США. Это отмечал еще раньше Маркс, который писал Энгельсу 22 апреля 1854 года: «Саморекламирование твоими военными статьями вошло в «конституционную» практику редакции».