В этой речи лорд Малмсбери, тогдашний министр иностранных дел в правительстве тори, преспокойно расчленяет Оттоманскую империю, отделяя от нее страну, которая всегда ей принадлежала, признавая в то же самое время притязания русского императора на духовное владычество над подданными Порты. Что же можно сказать об этих двух олигархических кликах, кроме того что они соперничают между собой в глупости?
Порта была, естественно, серьезно обеспокоена этой речью британского министра, и вскоре после этого в одной английской газете появилось следующее письмо из Константинополя, датированное 5 января 1853 года:
«Порта была чрезвычайно задета заявлением лорда Малмсбери в палате лордов, будто Черногория является независимой страной. Он сыграл этим на руку России и Австрии; благодаря этой игре Англия потеряет то влияние и доверие, которыми она до сих пор пользовалась. В первой статье Систовского договора, который был заключен (при посредничестве Англии, России и Голландии) между Портой и Австрией в 1791 г., ясно сказано, что должна быть дана амнистия подданным обеих держав, восставшим против своих законных государей; при этом взбунтовавшимися подданными Порты названы сербы, черногорцы, молдаване и валахи. Живущие в Константинополе черногорцы, числом около 2000–3000, платят харадж, или подушную подать, и при судебном разбирательстве против подданных других держав в Константинополе всегда рассматриваются и трактуются без всякого возражения как турецкие подданные».
В начале 1853 г. австрийское правительство послало барона Кельнера фон Кёлленштейна, адъютанта императора, в Каттаро, чтобы следить за ходом событий, в то самое время как г-н Озеров, русский поверенный в делах в Константинополе, заявил Дивану протест против уступок, сделанных католической церкви в вопросе о святых местах. В конце января в Константинополь прибыл граф Лейнинген и был допущен 3 февраля к частной аудиенции у султана, которому он передал письмо от австрийского императора. Порта отказалась исполнить содержащиеся в этом письме требования, и граф Лейнинген вручил затем ультиматум, который предоставлял Порте четыре дня для ответа. Порта немедленно поставила себя под защиту Англии и Франции, которые не дали ей никакой защиты, в то время как граф Лейнинген, со своей стороны, отклонил их посредничество. 15 февраля он добился всего, чего требовал (за исключением статьи III), и его ультиматум был принят. Он содержал следующие статьи:
I. Немедленное очищение Черногории и восстановление status quo ante bellum [положения, существовавшего до войны. Ред.].
II. Заявление со стороны Порты, которым последняя обязывается поддерживать status quo территорий Клек и Суторина и признать mare clausuni [закрытое море. Ред.] в пользу Австрии.
III. Строгое расследование актов фанатизма, совершенных мусульманами против христианского населения Боснии и Герцеговины.
IV. Удаление всех политических эмигрантов и ренегатов, находящихся в настоящий момент в провинциях, примыкающих к австрийским границам.
V. Уплата компенсации в 200000 флоринов австрийским торговцам, договоры с которыми были произвольно расторгнуты, и соблюдение этих договоров в течение всего срока, на который они были заключены.
VI. Уплата компенсации в 50000 флоринов одному торговцу, корабль и груз которого незаконно были конфискованы.
VII. Учреждение ряда консульств: в Боснии, Сербии, Герцеговине и по всей Румелии.
VIII. Осуждение поведения турецких властей в отношении эмигрантов в 1850 году.
Прежде чем согласиться на этот ультиматум, Оттоманская Порта направила, как сообщает г-н Симпсон, ноту послам Англии и Франции, в которой требовала от них обещания оказать ей реальную помощь в случае войны с Австрией. «Так как оба посла не имели возможности связать себя определенными обязательствами», турецкое правительство уступило энергичным настояниям графа Лейнингена.
28 февраля граф Лейнинген прибыл в Вену, а князь Меншиков — в Константинополь. 3 марта лорд Джон Рассел имел бесстыдство заявить в ответ на запрос лорда Дадли Стюарта, что
«в ответ на представление, сделанное австрийскому правительству, были получены заверения, что последнее придерживалось таких же взглядов на этот предмет, как и английское правительство; и хотя он и не мог бы дать точных выражений настоящего соглашения, но вмешательство Англии и Франции увенчалось успехом, и он получил уверенность, что последние разногласия устранены. Принятый Англией курс был направлен на то, чтобы дать Турции совет, который способствовал бы сохранению ее чести и независимости… Со своей стороны, он думает, что с точки зрения справедливости, международного права, верности нашему союзнику, а также с точки зрения общей политики и целесообразности, сохранение целостности и независимости Турции является великим и определяющим моментом внешней политики Англии».
Написано К. Марксом 10 февраля 1854 г.
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4013, 27 февраля 1854 г.
Подпись: Карл Маркс
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
Ф. ЭНГЕЛЬС
ВОПРОС О ВОЙНЕ В ЕВРОПЕ
Хотя прибытие «Нэшвила» не доставило нам никаких существенных сообщений с театра военных действий, тем не менее нам стал известен факт огромной важности, если принять во внимание нынешнее положение дел. Суть этого известия в том, что сейчас, в последний момент, когда русские послы уже покинули Париж и Лондон, когда английский и французский послы отозваны из С.-Петербурга, когда морские и сухопутные силы Франции и Англии уже сосредоточиваются для немедленных действий, — именно в этот последний момент оба западных правительства снова предлагают России переговоры, причем в самом предложении уже содержится уступка почти всем со требованиям. Следует напомнить, что главным требованием России было признание ее права разрешить непосредственно с Портой, и без вмешательства других держав, спор, который, по ее утверждению, касается лишь ее и Турции. Это право теперь признается за Россией. Предложения изложены в письме Наполеона[64], которое мы приводим в другом месте, и сводятся к тому, что Россия может вести переговоры непосредственно с Турцией, но заключенный между ними договор должен быть гарантирован четырьмя державами. Такая гарантия умаляет значение уступки, так как она даст западным державам готовый предлог для вмешательства в любой подобный конфликт в будущем. Однако положение России от этого не становится хуже, чем сейчас, когда император Николай не может не видеть, что любая его попытка расчленения Турции сопряжена с риском войны против Англии и Франции. Зато действительный выигрыш России будет зависеть от характера договора, который еще ие заключен; России, которая теперь увидела, как трусливо западные державы стараются избежать необходимости вести войну, достаточно будет держать свои армии сосредоточенными и по-прежнему проводить свою систему запугивания, чтобы добиться своего по всем пунктам во время переговоров. К тому же русская дипломатия может не бояться поединка с пресловутыми послами, состряпавшими знаменитую своими промахами первую Венскую ноту[65].
Однако еще неизвестно, примет ли царь эти предложения или предпочтет положиться на свою армию. Он не может позволить себе каждые пять лет предпринимать такие вооружения и проводить дислокацию войск по всей своей обширной империи. Приготовления были проведены в столь большом масштабе, что возместить их стоимость может лишь весьма существенный материальный выигрыш. Воинственный энтузиазм русского населения тщательно подогревается. Мы видели копию письма одного русского купца, — это не один из многих осевших в Москве немецких, английских или французских торговцев, а настоящий старый московит, истинный сын святой, Руси, который в качестве комиссионера держит у себя на складе для продажи английские товары; у него спросили, не подвергнутся ли эти товары риску конфискации в случае войны. Старый россиянин, возмущенный подозрением, павшим в связи с этим на его правительство, и хорошо усвоивший официальную фразеологию, согласно которой Россия, в противоположность «революционным и социалистическим» странам Запада, является великим поборником «порядка, собственности, семьи и религии», возражает на это, что
64
Речь идет о письме Наполеона III к императору Николаю от 29 января 1854 г., опубликованном в газете «Moniteur universel» 14 февраля; письмо воспроизведено в «New-York Daily Tribune» 6 марта 1854 года.
65