Нищета его родителей и его собственное отчаянное положение заставили его принять от директора Кёльнского театра Рингельгардта должность человека на побегушках при театре. Связь Блюма со сценой, хотя и в качестве скромного служащего, привлекла его внимание к драматургии, а политическое оживление, которое французская июльская революция вызвала во всей Рейнской Пруссии, открыло ему доступ в некоторые политические кружки и позволило поместить свои стихотворения в местных газетах.
В 1831 г. Рингельгардт, который тем временем переехал в Лейпциг, назначил Блюма кассиром и секретарем в Лейпцигском театре; эту должность он занимал до 1847 года. С 1831 по 1837 г. он сотрудничал в таких лейпцигских газетах для семейного чтения, как «Komet», «Abend-Zeitung»[105] и др., выпускал «Театральную энциклопедию», «Друга конституции», альманах под заглавием «Vorwarts» и прочие издания. На его произведениях лежит печать известной обывательской посредственности. Более поздние из них были кроме того испорчены избытком плохого вкуса. Начало его политической деятельности относится к 1837 г., когда в качестве представителя делегации лейпцигских граждан он вручил почетный подарок двум оппозиционным депутатам саксонского ландтага. В 1840 г. он стал одним из основателей, а в 1841 г. одним из руководителей Шиллеровского общества и Союза немецких литераторов[106]. Его сотрудничество в политической газете «Sachsische Vaterlands-Blatter»[107] сделало его самым популярным журналистом Саксонии и предметом особых преследований со стороны правительства. Так называемый немецкий католицизм[108] нашел в его лице горячего сторонника. Он основал немецко-католическую общину в Лейпциге и в 1845 г. стал ее духовным главой. 12 августа 1845 г., когда перед стрелковыми казармами в Лейпциге состоялось огромное собрание вооруженных граждан и студентов, грозивших разнести казармы, чтобы отомстить за кровопролитие, учиненное накануне ротой стрелков[109], Блюм, благодаря присущему ему народному красноречию, убедил возбужденные массы не отклоняться от дозволенных законом методов сопротивления и взял на себя инициативу в ведении судебного процесса о законном возмещении. В награду за его усилия саксонское правительство возобновило против него свои преследования, которые завершились закрытием в 1848 г. «Vaterlands-Blatter».
Когда вспыхнула февральская революция 1848 г., Блюм стал центральной фигурой либеральной партии Саксонии; он основал Отечественный союз[110], который вскоре охватил свыше 40000 членов, и вообще проявил себя как неутомимый агитатор. Посланный городом Лейпцигом в Предпарламент, он выполнял в нем функции вице-председателя и, предупредив уход en masse {массовый. Ред.} оппозиции, способствовал сохранению этого учреждения. После его роспуска он стал членом оставшейся после него комиссии, а позднее депутатом Франкфуртского парламента, в котором был лидером умеренной оппозиции[111]. В своей политической теории он ставил целью увенчать устройство Германии республикой, имеющей, однако, своей основой различные традиционные королевства, герцогства и т. п., ибо, по его мнению, только эти последние могли сохранить в неприкосновенности то, что он считал особо привлекательной чертой немецкого общества, а именно независимое развитие его различных сословий. Как оратор, он отличался доходчивостью, был довольно театрален и пользовался большой популярностью.
Когда весть о восстании в Вене[112] достигла Франкфурта, ему было поручено, совместно с несколькими другими депутатами германского парламента, отвезти в Вену адрес, составленный парламентской оппозицией. В качестве представителя делегации он вручил адрес общинному совету Вены 17 октября 1848 года. Он вступил в ряды студенческого корпуса и во время боев командовал баррикадой. После захвата Вены Виндишгрецем он спокойно сидел за беседой в гостинице, как вдруг гостиница была окружена солдатами, и сам он арестован. Представ перед военным судом, он не пожелал унизить себя отказом от своих слов и поступков. Его приговорили к виселице, но казнь через повешение была заменена расстрелом. Казнь состоялась в Бригиттенау на рассвете.
Написано К. Марксом 22 сентября 1857 г.
Напечатано в «New American Cyclopaedia», т. III, 1858 г.
Печатается по тексту энциклопедии.
Перевод с английского
К. МАРКС
БУРЬЕНН
Бурьенн, Луи Антуан Фовеле — личный секретарь Наполеона; родился в Сансе 9 июля 1769 г., умер близ Кана 7 февраля 1834 года. В 1778 г. он поступил в военную школу в Бриенне и пробыл там около шести лет, будучи школьным товарищем Наполеона. С 1789 по 1792 г. он находился в качестве атташе французского посольства в Вене, изучал международное право и языки северных народов в Лейпциге, побывал при дворе Понятовского в Варшаве. После своего возвращения в Париж он возобновил близкие отношения с Наполеоном, который в то время был бедным офицером и не имел друзей; но решительный оборот, который приняли революционные события после 20 июня 1792 г.[113], заставили Бурьенна возвратиться в Германию. В 1795 г. он опять вернулся в Париж и здесь снова встретился с Наполеоном, который впрочем обошелся с ним холодно; но к концу 1796 г., после того как Бурьенн вновь обратился к Наполеону, он был вызван в главную квартиру и тут же назначен его личным секретарем. После второй итальянской кампании[114] Бурьенн получил титул члена Государственного совета, поселился в Тюильри и был принят в семейном кругу первого консула. В 1802 г. торговый дом Кулонов, поставщиков армии, тайным компаньоном которого стал Бурьенн и которому он устроил выгодную сделку на поставку всего кавалерийского снаряжения, обанкротился с дефицитом в 3 миллиона. Глава дома скрылся, а Бурьенна выслали в Гамбург, В 1806 г. ему было поручено наблюдать за точным соблюдением в Гамбурге континентальной системы Наполеона[115]. Гамбургский сенат, с которого Бурьенн взыскал 2000000 франков, и император Александр, родственника которого, герцога Мекленбургского, Бурьенн также оштрафовал, возбудили против него обвинение в хищениях; Наполеон послал комиссию для расследования его поведения и приказал ему возвратить 1000000 франков в императорскую казну.
Попав таким образом в немилость и потеряв свое состояние, Бурьенн жил в Париже вплоть до падения Наполеона в 1814 году; тогда он снова появился на сцене, вернул свой миллион, получив его от французского временного правительства[116], и был назначен генеральным директором почт. С этого поста он был смещен Людовиком XVIII, но при первых же слухах о возвращении с Эльбы Наполеона назначен им же префектом парижской полиции; на этом посту он оставался в течение восьми дней. Так как Наполеон в своем декрете, подписанном в Лионе 13 марта, исключил его из числа лиц, подлежащих общей амнистии, то он последовал за Людовиком XVIII в Бельгию, оттуда был отправлен в Гамбург, а после возвращения в Париж назначен членом Государственного совета, а затем министром. Денежные затруднения заставили его в 1828 г. искать убежища в Бельгии в имении герцогини Бранка в Фонтен-л'Эвек, неподалеку от Шарлеруа. Здесь при содействии г-на де Вильмаре и других он написал свои «Мемуары» (10 томов in 8°), которые вышли в 1829 г. в Париже и вызвали большую сенсацию[117]. Он умер в доме для умалишенных.
Написано К. Марксом 22 сентября 1857 г.
Напечатано в «New American Cyclopaedia», m. III. 1858 г.
Печатается по тексту энциклопедии
Перевод с английского
Ф. ЭНГЕЛЬС
СРАЖЕНИЕ
Столкновение двух групп войск противников называется сражением, когда эти группы составляют главные силы армий обеих сторон или по крайней мере действуют самостоятельно на своем особом театре военных действий. До применения пороха исход сражений решался подлинно рукопашной борьбой. У греков и македонян дело решала атака ощетинившейся копьями сомкнутой фаланги и последующая непродолжительная схватка мечами. У римлян построение легиона в три линии позволяло при нападении повторять атаку силами второй линии и осуществлять решающий маневр третьей линией. Римская линия подходила к неприятелю на расстояние 10–15 ярдов, метала в него свои пилу мы — очень тяжелые метательные копья, — а затем вступала в рукопашный бой мечами. Если первая линия бывала отброшена, то через ее интервалы наступала вторая, если же и тогда сопротивление оказывалось не сломленным, то третья линия, или резерв, атаковала центр противника или обрушивалась на один из его флангов. В течение средних веков исход основных боев должна была решать атака одетой в стальную броню рыцарской кавалерии, пока применение артиллерии и ручного огнестрельного оружия не вернуло преобладание пехоте. С этих пор превосходство к количестве и в конструкции огнестрельного оружия у той или другой армии являлось главным элементом в сражении, пока в XVIII столетии все армии Европы не вооружили свою пехоту ружьями и почти сравнялись друг с другом по качеству своего огнестрельного оружия. Именно тогда решающим элементом сделалось число выстрелов в данный промежуток времени при наличии известной средней точности попадания. Пехота стала выстраиваться в длинные линии глубиной в три шеренги; ее обучали с величайшей тщательностью для того, чтобы обеспечить непрерывность и частоту огня, доходившую до пяти выстрелов в минуту. Длинные линии медленно наступали друг на друга, все время ведя огонь, при поддержке артиллерии, стрелявшей картечью; в конце концов потери, понесенные одной из сторон, заставляли ее дрогнуть, а другая сторона пользовалась этим моментом, чтобы броситься в штыки, чем обычно и решалось дело. Если одна из двух армий занимала позицию еще до начала сражения, то другая обычно пыталась атаковать ее под острым углом так, чтобы обойти с фланга и затем окружить одно из ее крыльев; это крыло, а также прилегающая часть центра таким образом приводились превосходящими силами в беспорядок и превращались в скученную толпу, по которой наступающая сторона била из своей тяжелой артиллерии. Это был любимый маневр Фридриха Великого, особенно успешно примененный им при Лейтене[118]. Кроме того, на дрогнувшую неприятельскую пехоту иногда пускали кавалерию и во многих случаях добивались блестящих успехов; однако в общем исход сражения решался частым огнем пехотных линий, и этот огонь был столь действенен, что сражения этого периода являлись самыми кровопролитными сражениями нового времени. При Колине Фридрих Великий потерял 12000 человек из 18000, а при Кунерсдорфе 17000 из 30000[119], между тем как в самом кровопролитном сражении всех кампаний Наполеона, при Бородине, русские потеряли не многим меньше половины своих войск убитыми и ранеными.