Она сжала мою руку холодными клешнями, глядя так, словно перед ней был сам греческий бог, никак не меньше.
— Не можем ли мы остаться здесь и любоваться луной всю ночь? — спросила женщина.
— У меня очень много работы завтра утром. Это ты можешь позволить себе проваляться в постели все утро. А я должен зарабатывать себе на жизнь.
— Нет, не должен, — страстно возразила Вестал. — У меня достаточно денег для нас двоих, Чэд. Тебе следует уйти из этого противного банка. Я хочу чаще видеться с тобой.
Что ж, все произошло и случилось так, как и говорила Глория: мисс Шелли отдавала мне всю себя и свой капитал за счастье быть со мной рядом.
— Ты сама не знаешь, что говоришь, — ответил я. — Не будем затрагивать эту тему. Извини, что я позволил поцеловать тебя.
— Я сама того хотела. — Она хрупкими, но цепкими руками обхватила мою шею. — Не обижай меня, Чэд, я так одинока.
Я привлек ее к себе.
— Я без ума от тебя. Если бы у меня были положение в обществе и деньги, все выглядело бы по-другому, но у меня этого нет. — Я отстранился от Вестал. — Ты разрываешь мое сердце. Поедем лучше домой.
— Я должна поговорить с тобой, Чэд, — произнесла она торопливо.
— О'кей, но ведь это ни к чему не приведет. Так к чему начинать?
— Я хочу услышать от тебя правду. Значу ли я что-нибудь для тебя?
— Я не знаю, что ты со мной сделала, — лгал я, отводя взгляд в сторону. — Я не могу думать ни о чем другом, кроме как о тебе. Ты будоражишь мою кровь. Я не знаю, как мне быть, как справиться с моими чувствами. Я должен их в себе похоронить… — И здесь я вынужден был остановиться, так как не в силах был продолжать нести подобную чушь. Но для женщины эти слова звучали райской музыкой.
Вестал, не отрываясь, смотрела на меня, глаза ее сияли, маленькое уродливое личико претерпело удивительное преображение. Утверждают, что любовь делает женщину красивой. Ничто не могло сделать красивой Вестал, но в этот момент, освещенная мягким светом луны, она, по крайней мере, не выглядела уродливой, что для нее было просто чудом.
— Ты имеешь в виду, что хотел бы жениться на мне? — хриплым шепотом выдавила она из себя.
— Я даже думать о таком не смею, — голосом, полным трагизма, ответил я. — Оставим этот разговор, Вестал. — Я запустил двигатель. — Брак между нами невозможен. Как бы я ни любил тебя, я буду чувствовать себя последним негодяем, если буду жить на твои деньги.
Эта стандартная фраза была заимствована мной из дешевой оперетки, которую я слушал вместе с Глорией. Я помню, мы буквально помирали от смеха, когда ведущий комик произносил ее.
Но Вестал было отнюдь не до смеха. Она взяла меня за руки и осторожно сжала мои пальцы, вкладывая в это пожатие такую нежность, что мне стало не по себе.
— Я ждала таких слов. И не скрою, как они меня радуют. Ведь я действительно нужна вам, не так ли?
— Не будем говорить об этом, Вестал.
Она, конечно же, не согласилась со мной и, готовая ради меня на все, неожиданно заявила, несколько испугав меня таким поворотом дела:
— Я не позволю, чтоб мои деньга разрушили наше счастье. Я придумаю выход. Приходи завтра. Я обо всем позабочусь.
Меня вполне устраивало, что Вестал в мою пользу истолковала мои колебания и бралась сама решить проблему наших отношений. Правда, я надеялся, что в желании заполучить меня мисс не переборщит в старании и не раздаст мешавших ее любви денег нищим или не избавится от них иным способом.
— Хорошо. Я приду завтра, — согласился я, изображая покорность влюбленного. — Приду, потому что не могу без тебя. Но забудем то, о чем мы сегодня говорили, тогда нам никто не помешает, по крайней мере, остаться друзьями.
Знаменитый комик со сцены тоже произносил эти слова.
— Предоставь это мне, Чэд, — сказала она, наклоняясь ко мне. — Поцелуй меня, дорогой.
И я выполнил ее просьбу с той же натяжкой, что и в первый раз.
На следующий день после полудня я узнал, как решена моя судьба.
Вестал не любила полагаться на волю случая. Когда я появился у нее, все было готово: как говорят, разложено по полочкам и пронумеровано.
Не могу утверждать, что добился полного успеха и получил все, о чем мечтал. Но в тот момент я не мог показать, что надеялся на большее, дабы не возбуждать подозрений. Если бы не моя навязчивая идея ощутить весомость семидесяти миллионов, я мог бы поздравить себя с тем, что немалого достиг. Но полного удовлетворения я все же не испытал и, возвращаясь домой, терзал себя мыслями, что не совсем правильно разыграл партию.