О местности, в которой совершался этот поход, много спорили. Наиболее вероятно, что Вар перед сражением стоял в котловине Ринтельн, где-нибудь между Хаусберге и Хамельном; что предпринятое после мнимого восстания и вслед за первым нападением отступление происходило по направлению к ущелью Дёрен близ Детмольда, которое образует ровный и широкий проход через Оснинг. Таково в общем и ставшее традиционным мнение; оно согласуется с данными источников и соответствует военной необходимости, вытекавшей из создавшегося военного положения. Достиг ли Вар ущелья Дёрен или нет, остается неизвестным; прорыв, произведенный конницей и, может быть, передовым отрядом пехоты, по-видимому, говорит за это.
Известие об уничтожении трех легионов и о восстании всей западной Германии поразило Рим, как удар грома. Уже казалось, что Арминий перешел Рейн и поднимает Галлию, а с другой стороны Маробод переправился через Дунай и увлекает с собой в поход через Альпы с трудом усмиренных паннонцев. А силы Италии были уже настолько исчерпаны, что она не могла больше выставить почти никакого войска. Дион рассказывает, что среди римских граждан было уже очень мало молодых людей, годных к военной службе, что более пожилые уклонялись вступать в ряды войска, так что Август наказывал их путем конфискации имущества и некоторых даже казнил; что, в конце концов, император с большим трудом собрал несколько отрядов для защиты Рима из числа вольноотпущенников и отставных солдат, разоружил свою германскую личную охрану и выслал всех германцев из города.
Однако Арминий не перешел через Рейн, а Маробод не думал о наступлении, и Рим мог беспрепятственно продолжать возмущаться «вероломными германцами». Мы уже видели, как Веллей изображал их «продувными бестиями, словно созданными для лжи». То же говорит и Страбон. Он не знает ни «германской верности», ни «романского вероломства», а как раз обратное. Называя кельтов «простыми и не способными к обману», столь простодушными, что «они на глазах у всех, без всякой предосторожности спешат в бой, чем облегчается победа их противникам»[310], он говорит о германцах:
«Не доверять им всегда было полезно; те же из них, кому было оказано доверие, причинили много вреда, как, например, херуски, которые нарушили договоры и истребили в засаде три легиона вместе с военачальником Варом»[311].
Мы уже не говорим о негодующих и дышащих местью стихах Овидия. Кажется, будто читаешь французских писателей времен самого ярого шовинизма, писателей, изливающих свой гнев по поводу вероломства Иорка и предательства саксонцев под Лейпцигом[312]. Германцы достаточно хорошо изучили римскую честность и верность договорам, когда Цезарь напал на узипетов и тенктеров во время перемирия и переговоров и когда Август взял в плен послов сигамбров, до прибытия которых он отказывался от каких бы то ни было переговоров с германскими племенами. Всем народам-завоевателям свойственно всяческими способами обманывать своих противников, и это, по их мнению, совершенно в порядке вещей; но стоит их противникам позволить себе то же самое, как они назовут это вероломством и изменой. Однако те средства, которые пускаются в ход в целях порабощения, должны быть дозволены также и в целях свержения ига рабства. Пока будут существовать эксплуатирующие и господствующие народы и классы на одной стороне, эксплуатируемые и порабощенные на другой, — до тех пор применение хитрости и насилия будет с обеих сторон необходимостью, против которой всякая моральная проповедь останется бессильной.
Конечно, только ребячеством было построение фантастического памятника Арминию у Детмольда; единственно хорошим в нем было то, что он соблазнил Луи-Наполеона воздвигнуть такой же смешной и фантастический колоссальный памятник Верцингеториксу на горе у Ализо. Тем не менее остается верным то, что сражение с Варом представляет собой один из наиболее решающих поворотных моментов в истории. Независимость германцев от Рима была этим сражением установлена раз навсегда. Можно много и бесплодно спорить о том, была ли эта независимость уж таким большим выигрышем для самих германцев, но бесспорно, что без нее все историческое развитие пошло бы в другом направлении. И если вся последующая история германцев в действительности представляет почти исключительно длинный ряд национальных бедствий, в которых большей частью виноваты были они сами, так что даже самые прочные успехи почти всегда обращались во вред народу, все же надо однако сказать, что тогда, в начале их истории, германцам определенно улыбалось счастье.
Цезарь употребил на покорение Галлии последние жизненные силы умирающей республики. Легионы, составлявшиеся уже со времен Мария из завербованных наемных солдат, но все еще исключительно из италиков, начиная со времен Цезаря стали буквально вымирать, по мере того как вымирали и сами италики под гнетом стремительно растущих латифундий с их хозяйством, основанном на применении труда рабов. 150000 человек, составлявшие сомкнутые ряды 25 легионов пехоты, можно было удерживать в строю лишь при помощи самых крайних средств. Двадцатилетний срок службы не соблюдался, отслуживших срок ветеранов заставляли на неопределенное время оставаться под знаменами. Это было главной причиной бунта римских легионов после смерти Августа, бунта, так наглядно изображенного Тацитом и своей удивительной смесью непокорства и дисциплины столь живо напоминающего бунты испанских солдат Филиппа II в Нидерландах; в обоих случаях обнаруживается крепкая сплоченность войска, по отношению к которому вождь нарушил свое слово. Мы видели, как попытка Августа вновь ввести в действие старые, давно вышедшие из употребления законы о воинской повинности оказалась безрезультатной, как ему пришлось вновь обратиться к уже отслужившим срок солдатам и даже к вольноотпущенникам, — последних он уже однажды принял на службу во время паннонского восстания. Пополнение войска сыновьями свободных италийских крестьян прекратилось вместе с исчезновением самих свободных италийских крестьян. Каждое новое пополнение легионов малопригодными контингентами ухудшало качество войска. И так как приходилось, тем не менее, по возможности щадить легионы, это с трудом сохраняемое ядро всех военных сил, то на первый план все более выдвигаются вспомогательные войска; они сражаются в битвах, в которых легионы служат уже лишь резервом, так что батавы могли сказать уже во времена Клавдия: кровью провинций завоевываются провинции.
312
Генерал Йорк, командовавший в 1812 г. прусским вспомогательным корпусом наполеоновской армии в России, заключил с русским командованием 30 декабря 1812 г. Таурогенскую конвенцию, по которой он обязался два месяца не участвовать в военных действиях против русской армии.
В сражении при Лейпциге 16—19 октября 1813 г. между союзными русско-австро-прусско-шведскими войсками и армией Наполеона I саксонский корпус, сражавшийся в рядах наполеоновской армии, в разгар боя внезапно перешел на сторону противника и повернул свои пушки против французов.