Перед лицом государства сеньор [Gefolgsherr] получал те же самые права и обязанности в отношении своих вассалов что и вотчинник или бенефициарий в отношении своих держателей. Они оставались обязанными службой королю, только и здесь между королем и его графом вклинивался сеньор. Он представлял вассалов в суд, собирал их в поход, предводительствовал ими на войне и поддерживал среди них воинскую дисциплину; он отвечал за них и за установленное для них вооружение. Но благодаря этому сеньор приобретал и некоторую карательную власть над своими подчиненными, и эта власть служит исходным моментом развивающейся впоследствии юрисдикции сеньора по отношению к его вассалам.
В этих обоих впоследствии развившихся институтах, в возникновении вассальных отношений и в передаче крупному вотчиннику, держателю коронного бенефиция и сеньору графской, следовательно, государственной административной власти над его подчиненными, как над его земельными держателями, так и над безземельными зависимыми от него людьми [landlose Gefolgsleute], которые все уже вскоре стали обозначаться общими названиями «vassi», «vasalli», «homines», — в этом утверждении и усилении государством фактической власти господина над его вассалами мы видим уже значительное развитие того зародыша ленной системы, который уже имелся в бенефиции. Сословная иерархия спускается от короля через крупных бенефициариев к их свободным держателям и, наконец, к несвободным, становится признанным и официально действующим наряду с другими элементом государственного порядка. Государство признает, что оно не может существовать без ее помощи. Мы, впрочем, увидим, как эта помощь оказывалась на деле.
Различие между лицами, вступившими под патронат, и земельными держателями важно только вначале, для доказательства двойственного происхождения зависимости свободных. Очень скоро оба вида вассалов неотделимо сливаются воедино как по названию, так и по существу. У крупных бенефициариев все больше входит в обычай поручать себя королю, т. е., будучи его бенефициариями, становиться также и его вассалами. Короли находили выгодным для своих интересов принимать личную клятву в верности от магнатов, епископов, аббатов, графов и вассалов («Бертинские анналы»[331], 837 г., чаще всего в IX веке); при этом различие между общей присягой подданных и особой присягой вассалов должно было скоро стереться. Таким образом все магнаты постепенно превращаются в королевских вассалов. Но тем самым медленно совершавшееся развитие крупных землевладельцев в особое сословие, в аристократию, было признано государством, включено в государственную организацию и сделалось одним из официально действующих рычагов.
Таким же образом человек, находившийся под патронатом того или иного крупного землевладельца, постепенно превращался в его земельного держателя. Помимо содержания непосредственно на господском дворе, которое, конечно, было возможно только для небольшого числа лиц, не оставалось никакого другого способа для обеспечения себе лиц, вступавших под патронат, как путем поселения их на землю, путем пожалования им земли в качестве бенефиция. Следовательно, многочисленных и боеспособных вассалов, которые в ту эпоху постоянных войн составляли главное условие существования магнатов, можно было приобрести только путем земельных пожалований вассалам. Поэтому безземельные дворовые люди, служившие на господском дворе, постепенно уступают место массе поселенных на господской земле.
Но чем более вклинивался этот новый элемент в старый государственный строй, тем более он потрясал основы этого строя. Прежнее непосредственное осуществление функций государственной власти самим королем и графами все больше уступало место осуществлению их через посредников; между государством и рядовыми свободными встал сеньор, с которым они все в большей мере становились лично связанными узами верности. Граф, бывший раньше важнейшим деятелем в государственной машине, принужден был все больше отступать и действительно отступал на задний план. Карл Великий действовал в данном случае так, как он обыкновенно всегда поступал. Сначала он, как мы видели, поощрял преобладающее распространение вассальных отношений, пока независимый свободный мелкий люд почти совершенно не исчез. Когда же обнаружилось, что это привело к ослаблению его собственной власти, он попытался вновь укрепить ее путем государственного вмешательства. При властителе, столь энергичном и грозном, это в некоторых случаях, возможно, и удавалось, но при его слабых преемниках сила обстоятельств, с его помощью созданных, неудержимо пробивала себе дорогу.
Излюбленным приемом Карла было отправлять королевских посланцев (missi dominici) с чрезвычайными полномочиями. Там, где обыкновенный королевский чиновник — граф — не мог справиться с усиливавшимся беспорядком, это должен был сделать специальный посланец. (Это следует исторически обосновать и развить.)
Но был еще и другой способ, который состоял в том, чтобы поставить графа в положение, по крайней мере, равное положению магнатов в его графстве, обеспечив его власть материальными ресурсами. Это было возможно лишь в том случае, если граф также вступал в ряды крупных землевладельцев, что опять-таки можно было сделать двумя способами. С самой должностью графа могла быть связана передача известных земельных владений в отдельных областях в виде дотации, так что лицо, занимавшее в данный момент должность графа, официально управляло ими и пользовалось доходами с них. Таких примеров встречается много, особенно в грамотах, и притом уже с конца VIII века; начиная с IX века эти отношения становятся вполне обычными. Такие дотации производились, само собой разумеется, большей частью из владений королевского фиска; уже в эпоху Меровингов мы часто встречаем графов и герцогов в качестве управителей расположенных на их территории земель королевского фиска.
Любопытно отметить, что встречаются также некоторые примеры (имеется даже установленная для них формула), когда епископы вознаграждают должность графа дотациями из церковных земель, — конечно, при условии неотчуждаемости церковного владения, в какой-нибудь форме бенефиция. Щедрость церкви достаточно хорошо известна, чтобы допустить для этого какое-нибудь иное объяснение, кроме горькой нужды. Под все возрастающим нажимом соседних светских магнатов для церкви оставался только союз с остатками государственной власти.
Эти пожалования, связанные с самой должностью графа (res comitatus, pertinentiae comitatus), вначале были еще резко отделены от бенефициев, которые давались лично исполняющему свою должность графу. Бенефиции также обычно щедро раздавались; поэтому, если сложить вместе дотации и бенефиции, то придется признать, что должность графа, первоначально бывшая почетным званием, сделалась теперь очень доходным постом, и со времен Людовика Благочестивого ее начали, подобно другим королевским щедротам, предоставлять людям, которых хотели привлечь или содействием которых желали себя обеспечить. Так, о Людовике Косноязычном сказано, что «quos potuit conciliavit sibi, dans eis abbatias et comitatus ac villas» [кого мог, он привлекал, жалуя аббатствами, графствами и земельными владениями. Ред.] («Бертинские анналы», 877). Термин «honor» [«честь». Ред.], которым раньше обозначалась должность вместе со связанными с ней правами на почести, приобретает в течение IX столетия совершенно то же значение, что и бенефиций. Вместе с тем неизбежно совершалось существенное изменение также и в характере должности графа, значение которого Рот правильно подчеркивает (стр. 408). Приобретший публично-правовой характер сеньорат вначале был копией графской должности и с графскими полномочиями. Теперь, во второй половине IX века, сеньорат получил такое повсеместное распространение, что угрожал поглотить должность графа, и эта последняя могла сохранить свой авторитет, только все более принимая характер сеньората. Графы все в большей мере узурпировали, и не без успеха, положение сеньора по отношению к жителям своего округа (pagenses) и притом вторглись в область их прав, как частных, так и публичных. Точно так же, как это делали прочие «господа» с соседним мелким людом, и графы старались добром или силой сделать наиболее нуждающихся свободных обитателей своих округов своими вассалами. Это удавалось им тем легче, что самая возможность прямого злоупотребления со стороны графа своими служебными полномочиями лучше всего доказывала, как мало защиты со стороны королевской власти и ее органов могли ожидать еще сохранившиеся остатки рядовых свободных. Оставленные на произвол всяких насильников, мелкие свободные люди должны были считать за благо найти какого-нибудь покровителя, хотя бы уступая свой аллод и получая его обратно только в бенефиций. Уже в капитулярии 811 г. Карл Великий жалуется на то, что епископы, аббаты, графы, судьи и сотники постоянными судебными злоупотреблениями, многократными призывами на военную службу до тех пор разоряют мелких людей, пока те не отдадут или не продадут им своих аллодов, и что бедные громко жалуются на разграбление их собственности и т. д. Таким путем в Галлии уже к концу IX века большая часть свободной собственности перешла в руки церкви, графов и других магнатов (Хинкмар Реймский, 869 г.), а несколько позднее в некоторых провинциях уже совсем не было свободной земельной собственности мелких свободных людей (Маурер. «Введение», стр. 212). По мере того как с увеличением власти бенефициариев и уменьшением власти короны бенефиции постепенно становились наследственными, таковыми же становились в силу обычая также и должности графов. Если в многочисленных королевских бенефициариях мы усматривали первые зачатки будущей знати, то здесь виден зародыш территориального верховенства будущих территориальных князей, происшедших из графов отдельных округов.
331
Имеется в виду один из важных письменных источников по истории Каролингской империи — «Annales Bertiniani» («Бертинские анналы»), — летопись, получившая название от французского монастыря Сен-Бертин. Она охватывает период 830—882 годов и состоит из трех частей, принадлежащих разным авторам. Бертинские анналы были изданы в составе известной серии «Monumenta Germaniae historica» («Памятники германской истории»).