В то время как общественный и политический строй стал таким образом, совершенно иным, старинное военное устройство основанное на военной службе, которая была в такой же степени правом, как и обязанностью всех свободных, осталось с внешней стороны тем же самым; и только там, где существовали новые отношения зависимости, сеньор вклинился между своими вассалами и графом. Но рядовые свободные с каждым годом все менее были в состоянии нести бремя военной службы. Эта последняя заключалась не в одной только личной службе; призванный должен был также сам себя вооружать и жить на собственный счет в течение первых шести месяцев. Непрестанные войны Карла Великого довершили дело. Бремя сделалось столь непосильным, что массы мелкого свободного люда, чтобы от него избавиться, предпочитали отдавать не только остаток своей земли, но и лично себя и своих потомков в распоряжение магнатов, в особенности же церкви. Свободных воинственных франков Карл довел до того, что они готовы были становиться зависимыми и крепостными, лишь бы только не воевать. Таково было следствие военного устройства, основанного на общности и равенстве земельных владений всех свободных, которое Карл с таким упорством проводил в жизнь и даже довел до крайнего предела развития в то время, когда огромное-число свободных потеряло всю свою землю или большую ее часть.
Но факты были сильнее, чем упрямство и честолюбие Карла. Старое военное устройство нельзя было дольше сохранять. Вооружить и содержать войско на государственный счет было тем более невозможно в ту эпоху натурального хозяйства, почти не знавшего ни торговли, ни денег. Карл был поэтому вынужден настолько ограничить воинскую повинность, чтобы оставалась возможность вооружить и содержать воина. Это было проведено Ахенским капитулярием 807 г., когда войны ограничивались лишь пограничными столкновениями и целостность империи была, по-видимому, обеспечена. В первую очередь должны были являться в войско все без различия королевские бенефициарии. Далее, всякий, владевший 12 гуфами (mansi), должен был являться в воинских доспехах, следовательно, также и на коне (слово «caballarius», всадник, встречается в том же капитулярии); владельцы 3—5 гуф обязаны были выступать в поход. Каждые два владельца, имевшие по 2 гуфы, три владельца, имевшие по одной гуфе, и шесть владельцев — по половине гуфы, должны были в каждом случае выставлять одного воина и вооружать его за счет остальных. Из совершенно безземельных свободных, владевших, однако, движимым имуществом в 5 солидов, в поход также должен был идти каждый шестой человек, получая денежную поддержку в размере одного солида от каждого из остальных пяти. Обязанность различных частей государства выставлять воинов для походов выполнялась в полном размере, если война велась вблизи, в случае же дальних войн она ограничивалась, в зависимости от расстояния, половиной — одной шестой частью полного контингента воинов.
Карл, очевидно, стремился таким путем приспособить старое военное устройство к изменившемуся экономическому положению военнообязанных, спасти то, что еще можно было спасти. Но и эта уступка не помогла; уже вскоре после этого он принужден был в «Капитулярии государевым посланцам о призыве в военное ополчение» допустить новые изъятия. Этот капитулярий, который обычно считали более ранним, чем Ахенский, судя по всему его содержанию, появился несомненно на много лет позднее Ахенского. Он повышает число гуф, с которых следует выставлять одного воина, с трех до четырех; владельцы половины гуфы и безземельные освобождаются от воинской повинности, и для бенефициариев она также ограничивается обязанностью выставлять одного воина с каждых четырех гуф. При преемниках Карла минимальное число гуф, от которого выставляли одного воина, было, по-видимому, повышено даже до пяти.
Замечательно, что набор обязанных являться в воинских доспехах владельцев двенадцати гуф встретил, по-видимому, наибольшие затруднения. По крайней мере, в капитуляриях бесчисленное количество раз повторяется приказ, чтобы они являлись в панцирях.
Так все более исчезали рядовые свободные. Если постепенное отделение от земли гнало одну их часть в вассальную зависимость к новым крупным вотчинникам, то страх перед прямым разорением от военной службы толкал другую их часть непосредственно под иго крепостничества. Как быстро происходило вступление в зависимость [Ergebung in die Knechtschaft], свидетельствует полиптик (опись земельных владений) монастыря Сен-Жермен-де-Пре, который тогда еще был расположен за чертой Парижа. Он был составлен аббатом Ирминоном в начале IX века; среди поселенцев монастыря полиптик насчитывает 2080 семей колонов, 35 — литов, 220 — рабов (servi) и только восемь свободных семейств. Но слово «колон» обозначало в Галлии того времени определенно несвободного. Брак свободной женщины с колоном или рабом подчинял ее, как обесчещенную (deturpatam), господину (капитулярий 817 г.). Людовик Благочестивый повелевает, чтобы «colonus vel servus» (одного монастыря в Пуатье) «ad naturale servitium velit nolit redeat» [«колон или раб должен быть возвращен в свое естественное зависимое состояние, хочет он того или нет». Ред.]. Они подвергались телесному наказанию (капитулярии 853, 861, 864, 873 гг.) и отпускались иногда на волю (см. Герар. «Полиптик аббата Ирминона»), Эти крепостные крестьяне были отнюдь не романского происхождения, а, по свидетельству самого Якоба Гримма («История немецкого языка», I), исследовавшего их имена, это были «почти сплошь франки, значительно превосходившие численно небольшое количество романского населения».
Такое сильное увеличение числа несвободных в свою очередь произвело сдвиг в классовых отношениях франкского общества. Наряду с крупными землевладельцами, которые быстро превращались в то время в самостоятельное сословие, наряду с их свободными вассалами, выступал теперь класс несвободных, все больше поглощавший остатки рядовых свободных. Но эти несвободные частью сами раньше еще были свободными, частью были детьми свободных; в наследственной зависимости [erblicher Knechtschaft] на протяжении трех или более поколений жило незначительное меньшинство. К тому же это были большей частью не привезенные из чужих земель саксонские, вендские и прочие военнопленные; напротив, большинство составляли местные жители франкского и романского происхождения. С такими людьми, которые к тому же еще начинали составлять основную массу населения, не так легко было иметь дело, как с полученными по наследству или с иноземными крепостными. Личная крепостная зависимость [Knechtschaft] была им еще непривычна; телесные наказания, которым подвергались даже колоны (капитулярии 853, 861, 873 гг.), воспринимались еще как оскорбление, а не как нечто само собой разумеющееся. Отсюда — многочисленные заговоры и восстания несвободных и даже вассалов из числа крестьян. Карл Великий сам жестоко подавил восстание держателей Реймского епископства; Людовик Благочестивый в капитулярии 821 г. говорит о восстаниях рабов (servorum) во Фландрии и земле менапиев (по верхнему течению реки Лис). В 848 и 866 гг. пришлось подавлять восстания служилых людей (homines) Майнцского епископства. Приказы подавлять подобные восстания повторяются в капитуляриях начиная с 779 года. Восстание «Стеллинга» в Саксонии[332] было, по-видимому, такого же характера. То обстоятельство, что с конца VIII и начала IX века повинности несвободных, и в том числе даже и поселенных на землю рабов, все больше устанавливаются в определенных, не подлежащих превышению размерах и что Карл Великий предписывает это в своих капитуляриях, было, очевидно, результатом угрожающего поведения этих несвободных масс.
332