Точно так же под верхненемецким влиянием начальные sl, sw, st, sp превратились в schl и т. д.
Как нидерландскому языку, так и рипуарскому диалекту не известно чистое g. Часть говоров, расположенных у салической границы, как например бергский, имеют в начале и в середине слова вместо g также придыхательное gh, но все же более слабое, чем в нидерландском языке. Прочие говоры имеют j. В конце слова g везде произносится, как ch, но не как сильное нидерландское, а как слабое рейнско-франкское ch, которое звучит, как приглушенное j. О нижненемецком по существу характере рипуарского диалекта свидетельствуют такие выражения, как boven вместо oben.
Большинство глухих согласных повсюду находится еще на первой ступени передвижения согласных. Только t и стоящее в середине и конце слова k, а иногда ир в южных говорах уже подверглись верхненемецкому передвижению согласных. Эти говоры имеют losze вместо loten — lassen [оставлять], holz вместо holt [дерево], rich вместо rik — reich [богатый], ech вместо ek — ich [я], pief вместо pipe — Pfeife [дудка], но et, dat, wat и некоторые другие остаются без изменений.
Именно на этом даже не всегда последовательном проникновении в трех случаях верхненемецкого передвижения согласных и основывается обычное разграничение среднефранкского и нижнефранкского диалектов. Но таким образом произвольно и по совершенно случайному признаку разрывается на части целая группа говоров, которые взаимно связаны, как было показано выше, определенными звуковыми соотношениями и еще до сих пор воспринимаются в народном сознании как взаимно связанные.
Совершенно случайно, говорю я. Остальные средненемецкие диалекты — гессенский, тюрингский, верхнесаксонский и др., каждый сам по себе — находятся в общем на определенной ступени верхненемецкого передвижения согласных. Они могут обнаруживать, конечно, у нижнесаксонской границы несколько меньше, у южнонемецкой границы несколько больше явлений передвижения, но это создает, самое большее, лишь местные различия. Напротив, франкский диалект у Северного моря, на Маасе и Нижнем Рейне не обнаруживает совсем никакого передвижения согласных, а на алеманнской границе — почти целиком алеманнское передвижение; между этими крайними ступенями имеются по меньшей мере три переходные. Таким образом, передвижение согласных проникло в рейнско-франкский диалект, уже самостоятельно развившийся, и разорвало его на несколько частей. Последние следы этого передвижения согласных вовсе не должны исчезать на границе уже ранее существовавшей особой группы говоров; оно может отмирать и внутри такой группы, как это и случается в действительности. Наоборот, влияние передвижения, которое действительно образует говоры, прекращается, как будет показано ниже. непременно на границе двух, уже ранее различавшихся между собой групп говоров. И разве schl, schw и т. д. и scht в конце слова не проникли к нам также из верхненемецкого и притом еще гораздо позднее? А между тем эти процессы, особенно первые из них, глубоко проникают даже в Вестфалию.
Рипуарские говоры составляли прочную группу задолго до того, как часть из них усвоила передвижение t и в середине и в конце слова k и р. Как далеко могли заходить эти изменения внутри группы, было и остается чисто случайным для группы. Говор Нёйса тождествен с говорами Крефельда и Мюнхен-Гладбаха до мелочей, даже не слышных для чужого уха. И, несмотря на это, один из них объявляется среднефранкским, а другой — нижнефранкским. Говор бергского промышленного района незаметными ступенями переходит в говор юго-западной рейнской равнины. И, тем не менее, они якобы принадлежат к двум в корне различным группам. Для всякого, кто в этих местах у себя дома, очевидно, что в данном случав кабинетная ученость втискивает мало известные или совсем не известные ей живые народные говоры в прокрустово ложе a priori [заранее. Ред.] сконструированных признаков.
И к чему приводит такое чисто внешнее разграничение? К тому, что южнорипуарские говоры — под общим названием среднефранкского — сваливают в одну кучу с другими диалектами, от которых они, как увидим, отстоят гораздо дальше, чем от так называемых нижнефранкских говоров. А с другой стороны, в результате остается узкая полоска, с которой не знают, что делать, и из которой, в конце концов, приходится один кусок объявлять саксонским, а другой — нидерландским, что резко противоречит фактическому состоянию этих диалектов.
Возьмем, например, бергский говор, который Брауне без колебаний называет несомненно саксонским. Он образует, как мы видели, все три лица множественного числа в настоящем времени изъявительного наклонения одинаково, но по-франкски в древней форме — на nt. Он имеет перед т и п со следующей согласной неизменно о вместо u, что, по тому же Брауне, выходит решительно не по-саксонски, а специфически по-нижнефранкски. Все перечисленные выше рипуарские языковые особенности общи у него с прочими рипуарскими говорами. Незаметно переходя от деревни к деревне, от одного крестьянского двора к другому в диалект рейнской равнины, он на вестфальской границе очень четко отделен от саксонского диалекта. Может быть, нигде во всей Германии нет столь определенно проведенной языковой границы, как здесь. И какое различие в языке! Вся система гласных точно преображается; узкому нижнефранкскому ei непосредственно противостоит очень широкое ai, так же как ои противостоит аи; из многочисленных дифтонгов и полугласных нет ни одного сходного; здесь sch, как во всей остальной Германии, там s+ch, как в Голландии; здесь wi hant, там wi hebbed; здесь формы двойственного числа, употребляемые во множественном числе get и enk, ihr и euch, там только ji, i и ju, и; здесь воробей [Sperling] называется, как и везде в рипуарском: Mosche, там — как и везде в вестфальском: Luning. Мы не говорим уже о других, специфически свойственных бергскому говору особенностях, которые также внезапно исчезают здесь, на пограничной линии.
Чужестранец лучше всего уясняет себе особенности диалекта, когда говорят не на диалекте, а на понятном ему литературном немецком языке, который у нас, немцев, в большинстве случаев испытывает на себе сильное влияние диалекта. Но в этом случае нездешний уроженец абсолютно не в состоянии отличить обитателя бергского промышленного района, якобы саксонца, от жителя рейнской равнины, который говорит якобы по-среднефранкски, — разве только по несколько более сильному придыхательному gh у одного там, где другой произносит j Но житель бергского Хеккингхауса (из Обербармена, с левого берега Вуппера) и житель маркского Лангерфельда, расположенного на расстоянии какого-нибудь километра к востоку от первого, даже в обиходной речи на областном варианте литературного языка дальше стоят друг от друга, чем жители Хеккингхауса и Кобленца, не говоря уже о жителях Ахена и Бонна.
Даже для жителя Рейнской Франконии проникновение передвижения t и конечного k не производит впечатления какой-либо языковой границы; даже в хорошо знакомом ему районе он вынужден будет предварительно подумать, где же проходит граница между t и z, k и ch, а при переходе через эту границу одно будет произноситься для него почти так же легко, как и другое. Это облегчается еще множеством верхненемецких слов, проникших в говоры с sz, z, ch и f, явившимся результатом передвижения. Разительный пример представляет старый бергский процессуальный кодекс XIV столетия (Лакомбле. «Архив», 1, стр. 79 и сл.[346]). Тут встречаются: zo, uiss (aus (из]), zween [двум], bezahlen [платить]; но рядом в том же предложении: setten [сажать], dat nutteste (nutzeste [полезнейшее]); точно также Sache [вещь], redelich [честный] наряду с reicket (reicht [достигает]), upladen [нагружать], upheven [поднимать], hulper (Helfer [помощник]) рядом с verkouffen (продавать]. В другом абзаце на стр. 85 встречается даже, чередуясь, zo и tho — zu [к]. Словом, говоры горной местности и равнины все время перекрещиваются между собой, не причиняя при этом ни малейших затруднений переписчику. Как это всегда бывает, эта последняя волна, занесшая верхненемецкое передвижение согласных на франкскую территорию, — самая слабая и мелкая. Несомненно интересно наметить линию, до которой она доходит. Но эта линия не может быть границей диалектов; она не в состоянии разорвать на части самостоятельную группу исстари близко родственных говоров и не может дать повод к тому, чтобы в противоречии со всеми языковыми фактами причислить эти насильственно разъединенные обломки к более отдаленным группам.
346
«Archiv fur die Geschichte des Niederrheins». Hrsg. von T. J. Lacomblet, Abt. I, Bd. I, Heft I, Dusseldorf, 1831 («Архив по истории Нижнего Рейна». Изд. Т. Й. Лакомбле, раздел I, т. I, тетрадь I, Дюссельдорф, 1831).