Никуда не годится «народное воспитание через посредство государства». Определять общим законом расходы на народные школы, квалификацию преподавательского персонала, учебные дисциплины и т. д. и наблюдать при посредстве государственных инспекторов, как это делается в Соединенных Штатах, за соблюдением этих предписаний закона, — нечто совсем иное, чем назначить государство воспитателем народа! Следует, наоборот, отстранить как правительство, так в равной мере и церковь от всякого влияния на школу. В прусско-германской империи (и здесь не поможет пустая увертка, что речь идет о «государстве будущего», — мы видели, как в этом отношении обстоит дело), наоборот, государство нуждается в очень суровом воспитании со стороны народа.
Но вся программа, несмотря на всю демократическую трескотню, насквозь заражена верноподданнической верой лассалевской секты в государство или, что ничуть не лучше, верой в демократические чудеса, или, вернее, она является компромиссом между этими двумя видами веры в чудеса, одинаково чуждыми социализму.
«Свобода науки» — так гласит один из параграфов прусской конституции. К чему он здесь?
«Свобода совести»! Если теперь, во время «культуркампфа»[21], хотели напомнить либералам их старые лозунги, то это можно было сделать только в такой форме: Каждый должен иметь возможность отправлять свои религиозные, так же как и телесные, нужды без того, чтобы полиция совала в это свой нос. Но рабочая партия должна была бы воспользоваться этим случаем и выразить свое убеждение в том, что буржуазная «свобода совести» не представляет собой ничего большего как терпимость ко всем возможным видам религиозной свободы совести, а она, рабочая партия, наоборот, стремится освободить совесть от религиозного дурмана. Однако у нас не желают переступить «буржуазный» уровень.
Я подошел теперь к концу, так как следующее далее в программе добавление не является существенной ее частью. Ограничусь здесь поэтому лишь краткими замечаниями.
2. «Нормальный рабочий день».
Ни в одной другой стране рабочая партия не ограничивалась таким неопределенным требованием, но всегда указывала точно. какую продолжительность рабочего дня при данных условиях считают нормальной.
3. «Ограничение женского и запрещение детского труда».
Нормирование рабочего дня должно уже включать ограничение женского труда, поскольку оно касается продолжительности рабочего дня, длительности перерывов и прочее; помимо того, оно может означать лишь запрещение женского труда в тех отраслях производства, которые особенно вредны для женского организма или же для женщин несовместимы с нравственностью. Если подразумевали именно это, то так и следовало сказать.
«Запрещение детского труда»! Здесь абсолютно необходимо было указать предельный возраст.
Полное запрещение детского труда несовместимо с существованием крупной промышленности и поэтому является пустым благочестивым пожеланием.
Проведение этой меры, — если бы оно было возможно, — было бы реакционно, так как при строгом регулировании рабочего времени сообразно с различным возрастом и при прочих предупредительных мерах для защиты детей раннее соединение производительного труда с обучением является одним из могущественнейших средств переустройства современного общества.
4. «Государственный надзор за фабричной, ремесленной и домашней промышленностью».
Имея в виду прусско-германское государство, следовало определенно требовать, чтобы фабричные инспектора были сменяемы не иначе, как по суду; чтобы всякий рабочий мог привлекать их к суду за нарушение служебных обязанностей; чтобы должность инспекторов занимали лишь лица с медицинским образованием.
5. «Регулирование труда заключенных».
Мелочное требование в общей рабочей программе. Во всяком случае, следовало ясно сказать, что рабочие вовсе не хотят из опасения конкуренции, чтобы с уголовными преступниками обращались, как со скотом, и в особенности, чтобы их лишали единственного средства исправления — производительного труда. Уже это — минимум того, чего можно ожидать от социалистов.
6. «Действенный закон об ответственности».
Следовало сказать, что подразумевается под «действенным» законом об ответственности.
Замечу, между прочим, что в параграфе относительно нормального рабочего дня забыта та часть фабричного законодательства, которая касается санитарно-гигиенических мероприятий и предохранительных мер против несчастных случаев и прочее. Закон об ответственности вступает в действие лишь тогда, когда нарушаются эти предписания.
Словом, и это добавление отличается такой же неряшливой редакцией.
Dixi et salvavi animam meam [Я сказал и спас свою душу. Ред.].
Ф. ЭНГЕЛЬС ПИСЬМО ГЕНЕРАЛЬНОМУ СОВЕТУ МЕЖДУНАРОДНОГО ТОВАРИЩЕСТВА РАБОЧИХ В НЬЮ-ЙОРК
Лондон, 13 августа 1875 г.
122, Риджентс-парк-род, Норд-Уэст
Граждане!
Экземпляры циркуляра[22], пересланные мне 4 июня (получены 21-го) с письмом секретаря Шпейера, пущены согласно инструкции в обращение, и мне удалось в интересах дела сделать следующее:
1) Так как здешнее рабочее Общество (немецкая секция)[23], благодаря слиянию с лассальянцами и излишнему либерализму в приеме членов — около 120 человек — пригодно для конфиденциальных сообщений только тогда, когда желательно их тотчас же опубликовать, — то я передал циркуляр Лесснеру и Франкелю. Последние согласились со мной в том, что содержание циркуляра таково, что официально оглашать его в Обществе не годится и следует лишь ограничиться сообщением его соответствующим лицам, действуя втайне в интересах изложенного в нем дела. Так как отсюда в Филадельфию немецкие рабочие, видимо, посланы не будут, то на практических результатах это нисколько не отразится.
2) Наш друг Меса из Мадрида, проживающий теперь в Париже, был как раз здесь, когда прибыл циркуляр. Он горячо отозвался на это дело; я перевел ему циркуляр, и так как он знает членов того комитета, который распоряжается в Париже суммами, собранными для отправки рабочих в Филадельфию, то ему при его всем известной энергии, наверное, удастся что-нибудь сделать. Он же перешлет циркуляр и в Испанию.
3) В Бельгию я циркуляра послать не мог, так как весь бельгийский Интернационал на стороне альянсистов, а посвящать последних в наш план — не в наших интересах.
В Португалии и Италии у меня никаких адресов нет. «Plebe»[24] в Лоди почти что примкнула к Альянсу и была бы способна тотчас же опубликовать всю эту историю.
4) Так как Германия, Австрия и Швейцария не упомянуты в инструкции и так как Генеральный Совет обладает в этих странах многочисленными непосредственными связями, то я не предпринимал там никаких шагов, чтобы не помешать тому, что уже там было предпринято.
5) Циркуляр встретил полное сочувствие у всех, кто с ним ознакомился, и из всех предложений предложение о созыве конференции считается, по общему мнению, единственно практичным. Но провести по этому поводу голосование представляется нам здесь невозможным. О здешнем Обществе я уже говорил. Все другие секции в Англии бездействуют, их лучшие люди большей частью ушли. В Дании, Франции, Испании, где Интернационал прямо запрещен, о голосовании не может быть и речи. В Германии никогда еще не голосовали по такому поводу, а после объединения с лассальянцами и без того слабая связь с Интернационалом совершенно прекратилась. При таких условиях для поддержки Генерального Совета, если он захочет превратить это предложение в постановление, достаточно будет американских голосов, тем более, что, как это нам известно из достоверных источников, альянсисты и в этом году (и вероятно уже никогда более) конгресса не созовут.
6) Не было ли бы целесообразным ко времени открытия выставки поместить в европейских партийных газетах краткую заметку приблизительно такого рода: «Социалистических рабочих, намеревающихся посетить выставку в Филадельфии, просят направляться по такому-то адресу, чтобы установить связь с филадельфийскими товарищами по партии», или учредить «комитет по размещению рабочих-социалистов и защите их от мошенничества» и опубликовать его адрес? Последнее в особенности выглядело бы очень невинно, но нескольких частных писем было бы достаточно, чтобы популяризировать в нужной мере истинный смысл этого.
21
22
Речь идет о конфиденциальном циркуляре Генерального Совета Интернационала от 16 мая 1875 г. о созыве конференции Международного Товарищества Рабочих в Филадельфии. Этот документ должен был подготовить членов Интернационала к предстоящему официальному роспуску организации.
23
Имеется в виду лондонское Коммунистическое просветительное общество немецких рабочих, которое было основано в феврале 1840 г. К. Шаппером, И. Моллем и другими деятелями Союза справедливых. После организации Союза коммунистов руководящая роль в Обществе принадлежала местным общинам Союза коммунистов. Активное участие в деятельности Общества в 1847 и 1849—1850 гг. принимали Маркс и Энгельс.
17 сентября 1850 г. Маркс, Энгельс и ряд их сторонников вышли из Общества в связи с тем, что в борьбе между руководимым Марксом и Энгельсом большинством Центрального комитета Союза коммунистов и сектантско-авантюристическим меньшинством (фракция Виллиха — Шаппера) большая часть Общества стала на сторону меньшинства. С конца 50-х годов Маркс и Энгельс вновь приняли участие в деятельности этого Общества. С основанием Интернационала Общество, одним из руководителей которого был Лесснер, стало немецкой секцией Международного Товарищества в Лондоне. Лондонское Просветительное общество продолжало существовать до 1918 г., когда оно было закрыто английским правительством.
24