Простой народ молился Митре и глухо негодовал на короля — по всему государству прошел слух, что под защитой стен своего дворца король тайно предается отвратительным обрядам и гнусным оргиям. А потом и в этот дворец, оскалив зубы, пробралась смерть, вокруг ног ее текли и кружились чудовищные испарения заразы. И в одну прекрасную ночь умер король вместе с тремя сыновьями, и громкоголосые глашатаи смерти заглушили мрачный и устрашающий звон колокольчиков, которыми обвешивали повозки, собиравшие с улиц гниющие трупы.
И в эту же ночь, перед рассветом, не утихающий уже неделю южный ветер перестал зловеще шелестеть шелковыми шторами. Налетел с севера ураган и загудел среди башен; загремели грозные громы, ослепительно вспыхнули стрелы молний, и хлынул дождь. Но утро пришло чистое, зеленое и прозрачное; обожженная земля покрылась травяным ковром, снова вырвались к небу жаждущие хлеба, и поветрие кончилось, ибо ночной ураган выдул из страны его ядовитые испарения.
Говорили, что по воле богов погиб грешный король со своим потомством, и, когда в большом тронном зале короновался его младший брат Тараск, народ, приветствуя короля, которому покровительствуют боги, кричал так, что башни дрожали.
Такая вспышка радости и воодушевления предшествует часто победоносным войнам. И никого тогда не удивило и не встревожило, что король Тараск быстро прекратил свару, затеянную покойным королем с западными соседями и стал собирать войска для нападения на Аквилонию. Рассуждения его были ясны и понятны, мотивам похода придавался благородный вид войны за правое дело. Король поддерживал Валерия, «законного наследника престола», он, по его словам, выступал не врагом, но другом Аквилонии, собирающимся освободить ее народ из-под власти узурпатора-чужеземца.
Если даже то тут, то там возникали циничные усмешки и перешептывания насчет любимого королевского приятеля барона Амальрика, огромное богатство которого имело своим источником порядком истощавшую королевскую казну, на общей волне воодушевления и популярности Тараска на них внимания не обращали. Человек же настолько проницательный, чтобы сообразить — подлинным, хотя и закулисным владыкой Немедии является Амальрик, все же остерегался произносить подобную крамолу вслух. И война продолжалась среди всеобщего восторга.
Король и его союзники двинулись на запад во главе пятидесятитысячного войска — тяжеловооруженных рыцарей с флажками, развевающимися над лавиной шлемов, копейщиков в стальных касках и чешуйчатых кирасах, арбалетчиков в кожаных куртках. Они с боем взяли замок, охраняющий границу, спалили три деревушки в горах и, углубившись на десять миль в чужую страну, встали в долине реки Валькии лицом к лицу с армией Конана, короля Аквилонии — сорокатысячным войском, состоявшим из пехоты, лучников и рыцарей, цветом аквилонского могущества. Не подоспели только воины из Пойнтайнии под предводительством Просперо, потому что путь их лежал из далекого юго-западного края королевства. Тараск ударил без предупреждения — не было времени для формального объявления войны.
Обе армии стояли друг против друга, разделенные широкой долиной с обрывистыми краями, на дне которой среди кустов и верб вился небольшой ручеек. Маркитантки с обеих сторон приходили туда за водой и обменивались оскорблениями и камнями. Последние лучи солнца упали на золоченый штандарт Немедии с изображением алого дракона, который развевался над шатром короля Тараска, установленного на возвышении у восточного края долины. Тени же западного обрыва, как огромный пурпурный саван, падали на лагерь аквилонской армии и трепещущий над шатром короля Конана флаг с золотым львом.
Всю ночь костры освещали долину, ветер разносил звуки труб, лязг оружия и резкие крики конных патрулей, стерегущих оба берега поросшего вербами ручья.
В предрассветном мраке зашевелился король Конан на своем ложе — куче мехов и шелка на деревянном помосте — и проснулся. Он вскочил с хриплым криком и схватился за меч. Паллантид, предводитель войска, встревоженный этим криком, вбежал в шатер и увидел своего короля, сидящего недвижно с ладонью на рукояти меча; пот выступил на его побледневшем лице.
— Ваше величество! — крикнул Паллантид. — Что-нибудь случилось?