Во имя деятельной христианской любви, заботясь о нравственном и духовном развитии своих членов, Церковь должна зорко смотреть за всеми теми внешними условиями, которые так или иначе могут способствовать уклонению в сторону зла. А так как политический и общественный строй является могущественным орудием, которое может быть направлено как на доброе, так и на злое, она должна идти во главе всех тех реформ, которые могут улучшить этот строй, и тем способствовать нравственному росту членов Церкви, которые вместе с тем являются и гражданами государства.
Больше того, Церковь, которой открыты истины, далеко ещё не осуществлённые жизнью, которая знает, на каких основах должны строиться истинная общественность и политический строй, достойный христианского государства, Церковь должна призывать к реформам11, должна с истинным дерзновением обличить весь позор существующего порядка, восстать против безобразного простора для всевозможных злоупотреблений и явиться руководительницей движения, а не тащиться в его последних рядах. Она, чуждая низменных задерживающих мотивов, во имя Христово смело должна идти навстречу грубой силе, пытающейся сковать Церковь и её сынов… Дело Церкви руководить жизнью12, а потому, если она на высоте своего призвания, она не может относиться равнодушно к внешним условиям, задерживающим и искажающим внутренний духовный рост.
А между тем Русская Церковь уже давно живёт в полном мире и согласии со светскою властью13. В стране совершались великие перемены, и Церковь всякий раз, по странному совпадению единовременно со светскою властью, убеждалась в несостоятельности старого порядка14. Но если светской власти позволительно было ошибаться и, положим, несколько веков считать «полезным» для нравственного развития народа рабство15, то Церковь не могла ошибаться таким образом, а зная правду, она обязана была громко возвысить голос в защиту её16, по примеру древней Церкви.
Церковь неоднократно возвышала свой голос, протестуя и против отдельных распоряжений власти, и против целых учреждений.
В 390 г. в городе Фессалоники население потребовало у главнокомандующего округом Ботерика освобожденья любимого всадника, заключённого в тюрьму. Ботерик отказал. Тогда народ поднял мятеж и умертвил его со многими из его солдат и других чиновников. Император Феодосий, хотя был крайне возмущён известием о мятеже, но по просьбе архиепископа Амвросия простил фессалоникийцев. Однако светские сановники, указывая на ужасный характер мятежа, успели добиться от него нового повеления, которое скрывали от Амвросия. Население Фессалоник заманили в цирк на зрелища и затем подвергли избиению посредством сильного отряда солдат. Не щадили ни возраста, ни пола, ни правых, ни виноватых, и в течение трёх часов было убито 7000 человек. Узнав об этом, архиепископ Амвросий удалился в деревню и оттуда написал императору письмо, в котором говорил, что «пока не будет совершено должное покаяние, ему запрещено будет Богом приносить евхаристическую жертву в присутствии императора».
Однако Феодосий через некоторое время явился в собор. Тогда Амвросий обратился к нему со следующей речью: «Видно, о. Август, что ты не раскаялся в гнусности своего убийства. Твоя императорская власть помрачила твой разум и стала между тобою и сознанием твоего греха. Прими во вниманье тот прах, из которого ты происходишь. Не позволяй славе пурпура закрывать тебе глаза от немощности смертного тела, которое покрывает она. Ты погрешил против твоих ближних, а у всех нас один Господь и Царь: какими глазами будешь смотреть ты на Храм его? Какими ногами войдёшь ты во дворы Его? Как можешь ты воздевать в молитве руки, которые ещё обагрены кровью? Или принять в твои руки Тело Господне? Удались».[1]
Феодосий смирился и 8 месяцев лишён был причастия.
Другой пример, более близкий к нам, обличение святителем Филиппом царя Иоанна Грозного17.
Известно, что Филипп долго колебался занять кафедру митрополита московского и ставил непременным условием уничтоженье опричнины. Но царь не соглашался, а духовенство убеждало Филиппа не упрямиться, доказывая, что не дело пастыря заниматься «политикой». Филипп поддался уговорам. Но силён был в нём дух Христов, он скоро понял, что протестовать против опричнины есть тоже вмешательство в «политику», которое заповедано Христом, и в соборе публично произнёс Грозному свою знаменитую речь. «О государь! Мы здесь приносим жертвы Богу, а за олтарем льется невинная кровь христианская. Отколе солнце сияет на небе, не видано, не слыхано, чтобы цари благочестивые возмущали собственную державу столь ужасно! В самых неверных, языческих царствах есть закон и правда, есть милосердие к людям – а в России нет их! Достояние и жизнь граждан не имеют защиты. Везде грабежи, везде убийства и совершаются именем царским! Ты высок на троне; но есть Всевышний, Судия наш и твой. Как предстанешь на суд Его, обагренный кровию невинных?»18
1