ЛЕД-69
Поэма
Памяти Светланы Поповой, студентки 2-го курса МГУ
Заплачка перед поэмой
«Заря Марья, заря Дарья, заря Катерина»,
свеча талая,
свеча краткая,
свеча стеариновая,
медицина — лишнее, чуда жду,
отдышите лыжницу в кольском льду!
Вифлеемские метеориты,
звезда Марса,
звезда исторического материализма,
сделайте уступочку, хотя б одну —
отпустите доченьку в кольском льду!
Она и не жила еще по-настоящему...
Заря Анна,
лес Александр,
сад Афанасий,
вы учили чуду, а чуда нет —
оживите лыжницу двадцати лет!
И пес воет: «Мне, псу, плохо...
Звезда Альма,
звезда Гончих псов,
звезда Кабысдоха,
отыщите лыжницу, сделайте живой,
все мне голос слышится: «Джой! Джой!»
Что ж ты дрессировала
бегать рядом с тобой?
Сквозь бульвар сыроватый
я бегу с пустотой.
Носит мать, обревевшись,
куда-то цветы.
Я ж, единственный, верю,
что зовешь меня ты.
Нет тебя в коридоре,
нету в парке пустом,
на холме тебя нету,
нет тебя за холмом.
Как цветы окаянные,
ночью пахнет тобой
красный бархат дивана
и от ручки дверной!»
Пролог
«На антарктической метстанции
нам дали в дар американцы
куб, брызнувший иллюминацией, —
«Лед 1917-й»!
Ошеломительно чертовски
похолодевшим пищеводом
хватить согретый на спиртовке
глоток семнадцатого года!
Уходит время и стареет,
но над планетою, гудя,
как стопка вымытых тарелок,
растут ледовые года».
Все это вспомнил я, когда
по холодильнику спецльда
меня вела экскурсовод,
студентка с личиком калмычки,
волнуясь, свитерок колыша.
И вызывала нужный год,
как вызывают лифт отмычкой.
Льдина первая
Лед! —
Страшен набор карандашный —
год черный и красный год,
— лед, лед —
лед тыща девятьсот кронштадтский,
шахматный, в дырах лед!
— лед, лед, лед —
лед тыща семьсот трефовый
от врытых по пояс мятежников,
— лед, лед, лед, лед —
лед тыща девятьсот блефовый
невылупившихся подснежников,
— лед, лед, лед, лед, лед —
июньский сорок проклятый,
гильзовая коррозия,
— лед, лед, лед, лед, лед, лед —
лед статуи генерала,
облитого водой на морозе!
— лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед —
лед тыща девятьсот зеленый,
грибной, богатый,
— лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед —
лед тыща девятьсот соленый
от крови с сапог поганых,
— лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед
лед тыща восемьсот звенящий,
трехцветный, драгунский,
— лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед —
в соломе потелый ящик —
лед тыща шестьсот Бургундский!
— лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед —
лед тыща семьсот паркетный,
России ледовый сон,
— лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед —
и малахитовых колонн
штаны зеленые, вельветовые
(книзу расширенный фасон)!
«И чуть-чуть вздутые на коленях», —
добавила экскурсовод.
— лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед —
Лед тыща триста фиолетовый,
шелк католических сутан
— лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед —
Меч хладный, потом согретый,
где не дыша лежат валетом:
Изольда, меч, Тристан.
И жгут соловьи отпетые —
— лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед —
чтоб лед растопить и лечь:
Изольда, Тристан, меч.
— лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед —
«Ау, — скажу я, — друг мой тайный,
в году качаешься хрустальном,
дыханье одуванчиком храня...»
Но тут экскурсовод меня
одернула и покраснела
и продолжала поясненья:
«Дыханье сонное народов
и испаренья суеты
осядут, взмыв до небосвода,
и образовывают льды.
И взвешивают наши вины
на белоснежной широте,
как гирьки черные, пингвины,
откашливая ДДТ.
Лед цепкой памятью наслоен.
Лишь 69-й сломан».
— лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед —
туманный, как в трубе подзорной,
год тыща сколько-то позорный
— лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед —
и неоплаченной цены
лед неотпущенной вины
— лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед —
рыбачков ледовое попоище,
и по уши
мальчонка в проруби орет:
«Живой я!»
— лед, лед, лед, лед, лед, лед —
ты вздрогнула, экскурсовод?
Поводырек мой, бука, муза,
архангелок с жаргоном вуза,
мы с нею провели века.
Она каким-то гнетом груза
томилась, но была легка
в бесплотной солнечной печали,
как будто родинки витали
просто в луче. Ее движенья
совсем не оставляли тени.
Кретин! Какая тень на льду?
Иду.
До дна промерзшая Лета.
Консервированная История.
Род человечий в брикетах.
Касторовый
лед, смерзшийся помоями.
В нем тонущий. (Дерьмо, по-моему.)
«Бог помощь!» — скорбно я изрек.
Но побледневши: — «Помощь — Бог», —
поправила экскурсовод.
Лед
тыща девятьсот сорок распадный.
Полет. Полет. Полет. Полет. Полет.
И в баре бледный пилот:
«Без льда, — кричит, — не надо, падло!»
Он завтра в монастырь уйдет.
— лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед —
Прозрачно, как анис червивый,
замерзший бюрократ в чернильнице
— лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед —
искусственный
горячий лед пустых дискуссий.
— лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед —
Лед тыща девятьсот шестьдесят пятый,
все в синих болоньях красивы,
в троллейбусы целлофановые вмяты,
как свежемороженые сливы,
— лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед —
зеркало мод.
Камзол. Парик. Колготки. Шлейф кокотки.
Зад скрыт, а бюст — наоборот.
Год, может, девятьсот какой-то?
А может — тыща восемьсот!
— лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед —