Выбрать главу

ЛЕД-69

Поэма
Памяти Светланы Поповой, студентки 2-го курса МГУ

Заплачка перед поэмой

«Заря Марья, заря Дарья, заря Катерина», свеча талая, свеча краткая, свеча стеариновая, медицина — лишнее, чуда жду, отдышите лыжницу в кольском льду! Вифлеемские метеориты, звезда Марса, звезда исторического материализма, сделайте уступочку, хотя б одну — отпустите доченьку в кольском льду! Она и не жила еще по-настоящему... Заря Анна, лес Александр, сад Афанасий, вы учили чуду, а чуда нет — оживите лыжницу двадцати лет! И пес воет: «Мне, псу, плохо... Звезда Альма, звезда Гончих псов, звезда Кабысдоха, отыщите лыжницу, сделайте живой, все мне голос слышится: «Джой! Джой!» Что ж ты дрессировала бегать рядом с тобой? Сквозь бульвар сыроватый я бегу с пустотой. Носит мать, обревевшись, куда-то цветы. Я ж, единственный, верю, что зовешь меня ты. Нет тебя в коридоре, нету в парке пустом, на холме тебя нету, нет тебя за холмом. Как цветы окаянные, ночью пахнет тобой красный бархат дивана и от ручки дверной!»

Пролог

«На антарктической метстанции нам дали в дар американцы куб, брызнувший иллюминацией, — «Лед 1917-й»! Ошеломительно чертовски похолодевшим пищеводом хватить согретый на спиртовке глоток семнадцатого года! Уходит время и стареет, но над планетою, гудя, как стопка вымытых тарелок, растут ледовые года». Все это вспомнил я, когда по холодильнику спецльда меня вела экскурсовод, студентка с личиком калмычки, волнуясь, свитерок колыша. И вызывала нужный год, как вызывают лифт отмычкой.

Льдина первая

Лед! — Страшен набор карандашный — год черный и красный год, — лед, лед — лед тыща девятьсот кронштадтский, шахматный, в дырах лед! — лед, лед, лед — лед тыща семьсот трефовый от врытых по пояс мятежников, — лед, лед, лед, лед — лед тыща девятьсот блефовый невылупившихся подснежников, — лед, лед, лед, лед, лед — июньский сорок проклятый, гильзовая коррозия, — лед, лед, лед, лед, лед, лед — лед статуи генерала, облитого водой на морозе! — лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед — лед тыща девятьсот зеленый, грибной, богатый, — лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед — лед тыща девятьсот соленый от крови с сапог поганых, — лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед лед тыща восемьсот звенящий, трехцветный, драгунский, — лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед — в соломе потелый ящик — лед тыща шестьсот Бургундский! — лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед — лед тыща семьсот паркетный, России ледовый сон, — лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед — и малахитовых колонн штаны зеленые, вельветовые (книзу расширенный фасон)! «И чуть-чуть вздутые на коленях», — добавила экскурсовод. — лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед — Лед тыща триста фиолетовый, шелк католических сутан — лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед — Меч хладный, потом согретый, где не дыша лежат валетом: Изольда, меч, Тристан. И жгут соловьи отпетые — — лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед — чтоб лед растопить и лечь: Изольда, Тристан, меч. — лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед — «Ау, — скажу я, — друг мой тайный, в году качаешься хрустальном, дыханье одуванчиком храня...» Но тут экскурсовод меня одернула и покраснела и продолжала поясненья: «Дыханье сонное народов и испаренья суеты осядут, взмыв до небосвода, и образовывают льды. И взвешивают наши вины на белоснежной широте, как гирьки черные, пингвины, откашливая ДДТ. Лед цепкой памятью наслоен. Лишь 69-й сломан». — лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед — туманный, как в трубе подзорной, год тыща сколько-то позорный — лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед — и неоплаченной цены лед неотпущенной вины — лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед — рыбачков ледовое попоище, и по уши мальчонка в проруби орет: «Живой я!» — лед, лед, лед, лед, лед, лед — ты вздрогнула, экскурсовод? Поводырек мой, бука, муза, архангелок с жаргоном вуза, мы с нею провели века. Она каким-то гнетом груза томилась, но была легка в бесплотной солнечной печали, как будто родинки витали просто в луче. Ее движенья совсем не оставляли тени. Кретин! Какая тень на льду? Иду. До дна промерзшая Лета. Консервированная История. Род человечий в брикетах. Касторовый лед, смерзшийся помоями. В нем тонущий. (Дерьмо, по-моему.) «Бог помощь!» — скорбно я изрек. Но побледневши: — «Помощь — Бог», — поправила экскурсовод. Лед тыща девятьсот сорок распадный. Полет. Полет. Полет. Полет. Полет. И в баре бледный пилот: «Без льда, — кричит, — не надо, падло!» Он завтра в монастырь уйдет. — лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед — Прозрачно, как анис червивый, замерзший бюрократ в чернильнице — лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед — искусственный горячий лед пустых дискуссий. — лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед — Лед тыща девятьсот шестьдесят пятый, все в синих болоньях красивы, в троллейбусы целлофановые вмяты, как свежемороженые сливы, — лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед — зеркало мод. Камзол. Парик. Колготки. Шлейф кокотки. Зад скрыт, а бюст — наоборот. Год, может, девятьсот какой-то? А может — тыща восемьсот! — лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед, лед —