- Барышни спать пошли... У нас ложатся спозаранку; как стадо пригонят, молочка парного попьют и лягут...
- И никто у вас не бывает, ни с кем не знакомы?
- Зачем, наши барышни очень себя соблюдают...
- Ох, баба лукавая, сама-то ты себя соблюдаешь ли?
Баба сейчас же удивилась и подняла черные брови...
- А вы откуда знаете?..
- Все знаю, на аршин под тобой вижу; знаю, например, что барышни ваши наверху живут.
- Ох, батюшки.
- И комната их направо по коридору...
- Вот и неправда - налево.
- Ты от сада считаешь?
- Ну да.
- А я от крыльца. Как тебя зовут?
- Анисья.
- Щекотки боишься?
Тут баба совсем растерялась; Иван Васильевич, пощекотав ее для вида, выспросил между смехом все, что надо, и на прощанье шлепнул по спине; баба убежала. А он задул свечи и, посмотрев, не бегают ли собаки, выпрыгнул в сад.
Все окна были темны, кроме последнего наверху, завешенного шторой. Напротив росла осина, дерево ненадежное, но Иван Васильевич все-таки рискнул: подпрыгнув, ухватился за ветку и полез наверх, выбирая крепкие сучки; в уровень раскрытого окна пригнулся и в щель не совсем задвинутой занавески увидел угол ковра, на нем туфельку, пару той, что лежала в кармане, и край тяжелого кресла, должно быть у кровати. Вслед за этим услышал он ровный голос. Это сестра сестре читала вслух "Обрыв".
"Вот черт, хоть бы ветер подул, - подумал Иван Васильевич, - или веткой, что ли, отогнуть занавеску..."
- Ах, ну что же из этого, - вдруг перебил чтение тоненький взволнованный голос, - ты сама видишь - писатель вывел самых лучших девушек, и все-таки одна не выдержала...
- Сегодня, право, Анюта, не узнаю тебя, - ответил голос читавшей, - ты взволнована... Неужто тебе нужна вся эта грубость...
- Все-таки любопытно... Ты говоришь, мы должны жить, как чистые ангелы... Какие мы ангелы... вот роман читаем: сама же ты рассказывала - на прошлой неделе всю ночь офицер тебе снился...
- И я тоже страдаю, потому что мы земнородные... Пойми - каждая девушка хранит небесный огонь. А мужчина смертный - его дело похитить огонь, а наше хранить. Вот почему к нам лезут со всех сторон...
- Почему же его и не отдать, если им так уж нужно, - помолчав, негромко возразила Анюта; Иван Васильевич завозился в листве...
- Какая ты ничтожная, как хочется тебе всей этой будничной гадости... Неужто ты не в силах сломить желание; ужасно, у каждой из нас словно жернов привешен... Будь сильной, Анюта; ведь если в лесу с тобой повстречаются волки, ты не захочешь, чтобы съели тебя...
На это Анюта ничего не ответила, вздохнула только и попросила:
- Варя, погадай мне.
Иван Васильевич, сощуря глаз, вытянул шею и увидел: на ковер вступила босая нога и пролетел за нею белый подол юбки...
Варя принесла карты и, раскладывая их, заговорила:
- Ну что гадать - только расстраиваться... Конечно, и для нас придет день, как и для всякой девушки, так уж лучше не думать о нем, не ждать, оттягивать... Из умных станем мы обыкновенными, из прозорливых - слепыми... Узнаем и роды и смерть... Но что это - смотри, как легли карты! Тебе грозит опасность. На сердце красный валет. Ты что-то скрыла, Анюта, будто вблизи нас злая воля. Враг... Туз. Постой, я разложу еще...
Стало вдруг очень тихо. И за окном и в комнате. Шелестели только листья... Вдруг Варя воскликнула с испугом:
- Смотри, опять те же карты! Рукой моей кто-то водит...
- Покажи, покажи...
- Нельзя... Я чувствую, кто-то у нас за окном... Вслед за этим слышно было, как на ковер прыгнули девичьи ноги; занавес, отогнутый пальцами, распахнулся, выпустив свет в густую листву, и через подоконник перегнулась Варя; две косы ее упали наперед, шея вытянулась. Она вскрикнула и взялась за раму: из листвы глядело на нее усатое лицо с блестящими глазами.
4
Если бы Иван Васильевич был на земле или невысоко над ней, он спрыгнул бы и удрал конечно. Но сейчас он вцепился только покрепче в ветви и молчал...
- Кто вы? - спросила Варя...
- Аи! - крикнула изнутри Анюта...
- Я случайно сюда попал, - ответил, наконец, Кремер, - хотел передать туфельку - вы потеряли ее...
- Это - моя, дайте сюда! - воскликнула Анюта и появилась в окне рядом с сестрой. Обе они были в ночных кофточках и белых юбках... У Анюты золотые волосы были окручены вокруг головы, щеку ее и ухо заливал свет лампы, худощавое лицо Вари осталось в тени...
- Дайте туфлю и убирайтесь, - сказала Варя, - иначе я позову на помощь...
- Что ты, все услышат, стыд какой! - перебила Анюта. - А вы не свалитесь? Ведь это вы приехали сегодня на тройке?.. Господи, какой смешной, полез на дерево...
И, хлопнув ладошами, она принялась смеяться... Кремер поглядел вниз: под деревом, ворча, уже сидели собаки...
- Ну, уж я теперь ни за что не слезу, - сказал он, - извините, я подслушал ваш разговор...
- Какая гадость, - воскликнула Варя...
- Нет, отчего же, я бы на вашем месте пригласил советчика... Вопрос очень сложный...
- Он еще рассуждает" - перебила Анюта, - а вам удобно сидеть?
- Превосходно... Мне кажется, что ваша сестра немного ошибается: я никогда не понимал отшельников; по-моему, они - эгоисты и все; если у вас есть сокровище - отдайте его поскорее нам грешным. Что бы стало, если бы все девушки заперлись в терему...
- Вот. слово в слово весь вечер ей толковала, - сказала Анюта...
- Молчи, молчи, - прикрикнула Варя, но сестра уже села на подоконник, охватив колено, и продолжала: - Как папа умер, Варя принялась ходить в церковь, служить обедни и решила, что мы не должны быть такими, как все... А я - самая обыкновенная, вроде нашей Анисьи.
- Боже мой, что ты говоришь, - опять перебила Варя, прислонясь с другой стороны к окну, - послушайте, сударь, если вы только человек, убирайтесь; это неприлично, это неслыханно, этого не бывает...
- К несчастью, убраться могу только через вашу комнату...
- Давайте руки! - сейчас же воскликнула Анюта; Иван Васильевич почувствовал в своей руке и вокруг кисти горячие ладони, изловчился и с ветки прыгнул на подоконник и в комнату. Анюта смеялась этому, тряся пальцами. Варя же, гневная, с пылающими глазами, раскрыла дверь, повторяя:
- Уходите, уходите, не оглядывайтесь...
Иван Васильевич все-таки оглянулся. Комната была белая, с двумя кроватями и кружевным туалетом; на ковре валялись рассыпанные карты.
- Хотите, я вам погадаю, - сказал он, мигнув от такой наглости.
- Убирайтесь, - топнув ногой, повторила Варя.
- Нет уж, если он действительно так нахально поступил с нами, пусть останется в круглые дураки играть, - ответила Анюта, соскальзывая с окошка.
Варя сейчас же повернулась, взяла соль, понюхала и сказала:
- Все равно я отсюда не уйду... А Кремер спросил:
- Если я проиграю, то что?
- То вы останетесь у нас до тех пор, пока мне не надоест! воскликнула Анюта, присев над рассыпанными картами.
Когда неслышно подошла по коридору тетушка, взволнованная необычайной возней наверху, и отворила дверь, брови у нее поехали вверх, глаза замигали и задрожал дрожью старушечий подбородок. У стены, заложив руки, стояла Варя, как всегда, но кривила тонкие губы усмешкой. Анюта же, повалясь на кресло, охала и топала ногами, а посредине комнаты на ковре сидел Иван Васильевич в ночном чепце...
- В дураках, в дураках, ни разу не выиграл, - проговорила Анюта, вскочила, поцеловала тетушку и прошептала громко: - Почему вы раньше не говорили, что на свете такие смешные люди живут? Знаете, на что мы с ним играли?.. Если я выиграю...
- Да, я действительно проиграл, - ответил Кремер. Тетка перевела глаза на Варю, которая пожала плечами и отвернулась, как бы утверждая: "Я всегда от нее ожидала этой низости".
- Дураки дураками, а стыд какой, ночью по окошкам лазить, идите спать, сударь, - твердо проговорила тетушка и, выведя в темный коридор гостя, стала строго на него смотреть.
- Удивительная, знаете, эта игра в круглые дураки, - начал Кремер шепотом.
- Нет, уж сама вижу, что дело нешуточное... Спасибо вам, батюшка, ведь к нашим-то дурам только смехом и можно было пробраться, - перебила тетушка, - все ведь девушки своенравные, а наши пуще того... Ну а теперь, слава богу, женитесь, батюшка, на здоровье...
- То есть вы как это, ого... - начал Иван Васильевич; подумал минуту и, взяв тетку под локоть, окончил деловито, - пожалуй, вы правы... Сейчас соображу...