А соловей поет, как при Мамае,
На тот же лад, на древний свой мотив.
Тогда его не очень понимали,
Да и теперь кой-кто кричит: — В архив!
Нам этой безыдейщины не надо,
Не соловьями занято село. —
Но льется неподкупная рулада
Всем горе-теоретикам назло!
И слушают сердца людей живые
Признания влюбленных в землю птиц.
Не соловьи — посты сторожевые
И часовые песенных границ!
Дозорные моей большой державы,
Доверенные чувства и любви.
Стою у Соловьиной переправы,
Где шли бои, бушуют соловьи.
1966
* * *
Около леса не вижу подлеска,
Это, по-моему, ненормально.
Тут ему самое, самое место,
Чтобы расти и шуметь беспечально.
Чтобы под смелой защитою старших
Двигаться вверх, синеву раздвигая,
Крон государственных и патриарших
В зрелую пору свою достигая.
Где же подлесок? Ну, как это можно?
Бор как не слышит, стоит бессловесно,
Шепчется старый тревожно, тревожно,
Словно стена обрываясь отвесно.
Слышу и вижу, как бор беспокоен,
Как его давит тяжелая дума.
Рядом — ужели он в этом виновен —
Нет молодого зеленого шума!
1966
* * *
Я был в печали, я смирел,
Молчал, как церковь вековая,
Тебя увидел — и свирель
Опять взялась за воркованье.
Воркуют голуби, вода,
Автомобильные моторы,
Натянутые провода
И даже дальние просторы.
Земля воркует, зной поет.
В истоме дремлющих растений
Басовую струну берет
Сердитый шмель, садясь на стебель.
И я пою, и ты, мой друг,
А с нами вместе вся Россия,
И стелется зеленый луг
Под ноженьки твои босые.
1966
* * *
Те фиалки, что ты сорвала,
Принесла и на стол мне поставила,
Скромно-скромно глядят со стола,
Скромность в их поведении — правило.
Не кичатся они красотой,
Лепестки их чуть-чуть фиолетовы.
Как они хороши чистотой,
В мире что-нибудь есть выше этого?
Нежность, женственность, скромность, покой —
Все фиалке природой даровано.
Как вчера ты своею рукой
К ним тянулась, была очарована.
Сквозь ореховые кусты
Пробираючись полегонечку,
Ты к груди прижимала цветы
И несла их в лесу, как ребеночка.
Твой букет на столе не завял,
Не утратил лесной своей свежести.
Ночью я у него узнавал:
— Что с царевной моей?
— Спит и нежится!
1966
* * *
Наш лес не дремлет, не заснежен —
Шумит, плывет, гребет листвой.
Я около тебя, я нежен,
Я неизменно только твой.
Ты помнишь первую поездку?
Какой костер мы жгли тогда!
Кто нам опять прислал повестку
Явиться именно сюда?
Шмель этот или та березка,
Что, прижимаясь к деревцу,
Узнала нас, стоит, смеется
И тянет веточки к лицу?
Я думаю, что вся природа
Не пожалела нам отдать
Лучи, и ласку небосвода,
И луговую благодать.
Над нами синь, и беспредельность,
И неизведанность глубин,
И нерастраченность, и цельность,
И музыка большой любви.
1966
* * *
Ты уехала, стало грустно,
Одиноко и захолустно,
Пруд подернулся серым холстом
В одиночестве холостом.
Как мои невеселые мысли,
Облака над землею нависли,
Так им стало печально внизу,
Что они уронили слезу.
И тебе, дорогая, наверно,
Стало так же печально мгновенно,
Над тобою и надо мной
Грусть прошла обоюдоволной.
Значит, наши душевные токи
В одиночестве не одиноки.
Их связала природа рукой
Воедино, как Волгу с Окой!
1966