Просыпаюсь — дом мой пуст,
Как пустой карман шинели,
Как большой весенний куст
Отцветающей сирени.
И постель моя грустна,
И грустны мои морщины,
И грустны мои уста
Одинокостью мужчины.
Ночью кашель бил и тряс,
Чуть кололо мне под боком,
И позванивал матрац
Колокольчиком далеким.
Твой платок меня спасал,
Часть тебя, твоей одежды,
Как маяк, он мне бросал
И тепло и свет надежды.
Ах, скорее бы опять,
Руки в руки, губы в губы,
И прижаться, и молчать,
И тогда не надо шубы!
1965
* * *
Ты — мой берег, мой крутой,
Мой отлогий, мой ольховый,
Мой малинно-родниковый,
Хмелем весь перевитой.
Ты — мой лес, где я дышу,
Отдыхаю ежедневно,
Где свои стихи пишу
О тебе, моя царевна!
Ты мне — поймы и луга
И цветущая гвоздика,
Ты мне — радуга-дуга
И моей души владыка.
Царствуй! Трон и твой и мой,
Этот сад и эти груши,
Острова, моря и суши,
Все дарю тебе одной!
1965
* * *
Мы с тобой два белых горностая,
Мех у нас один, в одну красу.
И квартира наша городская
Не в Москве — в большой глухом лесу.
Нас не узнают, когда в порыве
Говорят с восторгом: — Снежный ком! —
Как не ошибиться — мы впервые
Стали жить в обличии таком.
Мы не пассажиры, не на полке
Нас уносят вдаль не поезда,
Мы на высоченной старой елке,
А она не едет никуда!
Наша спальня — дремлющая хвоя,
Наш концерт — березовая тишь.
А в концертном зале только двое:
Слева я, а справа ты сидишь.
Нам с тобой, родная, так удобно,
Сосны и березы так прямы!
И над нами вьется так свободно
Голубая музыка зимы!
1965
* * *
Хочу весны, хочу раздолья,
Хочу лугов, хочу травы.
Хочу влетать, как ветер Дона,
В ладони милые твои.
Хочу далекого заплыва
С тобой, у твоего плеча.
Хочу, чтоб в зеркало залива
Смотрелись мы, как два луча.
Хочу дороги через поде
В тот тихий лес, где любят нас,
Где белый гриб, под елкой стоя,
Расхвастался: — Я родом князь!
Хочу твоей большой, спокойной,
Текущей медленно в крови,
Единственно тебя достойной
Неиссякаемой любви!
1965
* * *
Любовь не покупается,
Она дается богом.
Как странница, скитается
Она по всем дорогам!
Стучится в окна палочкой:
— Водички мне глоточек!
И где-нибудь на лавочке
Вздремнуть, поспать чуточек!
Хозяин глянет хмуро,
Чужой красой не бредя:
— Зайди, приляг на шкуру
Убитого медведя!
И на медвежьей полости,
Раскинув руки сонно,
Уснет Любовь, и в голосе
Прорвутся нотки стона.
Охотник, житель бора,
Пустил, а сам не знает,
Что рана в сердце скоро
Появится сквозная.
Он так ее полюбит,
Что про ружье забудет,
И, как за соболями,
Пойдет он за бровями!
1965
* * *
Я обладаю женщиной. Одной,
Единственной, неповторимой.
Она мне сделалась родной,
Как дым из труб, необходимой!
О, как я к ней опаздывал, спешил,
Чтобы скорей от горя распрямиться.
Мне говорят, что много я грешил.
Я говорю: не шел на компромиссы!
Рубил сплеча, когда к моей любви
Корысть примазывалась в жены.
Я не сдавался, черт возьми,
Я вырывался из опасной зоны.
К свободе шел и пел, как дикий лось,
Что одолел прыжком засаду ловчую.
И надо мною солнце поднялось,
Свою любовь увидел я воочью!
1966