Любили когда-то при свете лучины,
Рожали когда-то в степи, на соломе.
Не всем выпадала тоска да кручина,
Конечно, дворяне учились в Сорбонне.
Конечно, цари не в подвалах ютились,
Купались в шампанском и в роскоши века,
Конечно, их дети с пеленок учились
Не с плугом ходить, а с француженкой, с немкой.
Фонтаны взвивались для них в Петергофе,
Незыблемо это, тогда им казалось,
Они и не думали о катастрофе,
Не думали! Но она приближалась.
И вот поломалась машина насилья,
Но вот износился орел-самодержец,
Восстала мятежная наша Россия,
Рабочий полотнище алое держит.
Крестьянин помещичью землю копает,
Корчует леса, что присвоил купчина,
Хорошее времечко наступает,
Из жизни народной уходит лучина.
Приходит пора неизбывного света,
Который касается всех поколений.
А дальше что было — вы знаете это!
А дальше — Октябрь, Революция, Ленин!
1978
Гармонь Гагарина
Гармонь Гагарина в своих руках держу,
Она звучит и звонко и задиристо.
Я представляю: под его игру
Смоленские девчата в круг сходилися.
Мне дорого узнать, что он играл,
Что грелась песня на плече гагаринском,
Что он частушек много знал,
Не расскажи, так кто же догадается?!
Сливались в нем в одно полет и звук,
Моторы уживались вместе с музыкой,
Рвалась его гармонь из сильных рук
К девчатам в пляску огненную, русскую.
Стоит гармонь в музее, в уголке.
Жива! Цела! Звучит! Не чудо ли?!
Я с ней теперь знаком накоротке,
Она мне в самый раз разливом, удалью.
Гагарин и гармонь — какой союз!
Какая состыковка музы с подвигом!
Смоленская, доподлинная Русь,
Ты составляешь часть великой Родины.
Смоленщина поэтами славна,
Гагарину в глаза глядел сам «Трифоныч»,
Три звонких, три российских соловья
Его при жизни величали рифмами.
А он улыбку людям нес,
Веселую, открытую, чуть грустную,
И в бесконечной бездне, в мире звезд
Не забывал гармонь и песню русскую!
1978
* * *
Открою окошко — мне яблоня ветви протянет.
Она зацвела! Наконец-то! Как долго терпела.
Малиновка, сидя на яблоне, так заливалась и пела,
Так, значит, тепло и надежное лето настанет.
Еще развернулся бутон и открылись тычинки.
И пчелы уже на работе по сбору нектара,
Скворчиха раз десять на поле слетала,
Червей не хватает, она уже ищет личинки.
Сады зацвели. Разве это не чудо?
Конечно! Да это событие века,
Оно обновляет всего человека,
Земля вся звенит от пчелиного гуда.
Над розовой чашечкой замер. Дышу, наслаждаясь.
Цвети, моя яблоня, плод свой завязывай туго,
Цвети и не бойся, мы знаем друг друга,
Когда ты цветешь, я снова на свет нарождаюсь.
1978
Хозяин дога
Есенин собаке повязывал галстук,
Гулял с ней, как хлопец с рязанскими девками,
А я непростительно испугался,
Когда меня дог прихватил в Переделкине.
Напал втихаря и коварно и подло,
И хрустнул мой локоть от пасти собачьей,
Пустыми руками боролся я долго,
Кричал: — Помогите! — Все спали на даче.
Хозяин собаки, служитель Фемиды,
Стоял на усадьбе, и горюшка мало.
Из глаз моих брызнули слезы обиды,
И это понятно — я видел вандала!
Так вот кто собакою был — сам хозяин,
Седой теоретик законов и права.
Матерый волчище. Стою и не знаю,
Смогу ль на него я устроить облаву.
Злой дог за забором надежно упрятан,
Он лает теперь сквозь окно мезонина.
С хозяином дога на дачах мы рядом,
Но пропасть меж нами неизмерима!
1978